Еще чего недоставало, мы люди не гордые. Фрекен Хольм, милая, есть у вас газетка?
Фру Лунд получила газету, завернула в нее скатерть и перевязала бечевкой.
— Подбираешь, где что достанется. — И она засмеялась тетке в лицо.
— Да, правда, моя девочка, — ответила фрекен Сайер.
— Однако мне пора. Господи Иисусе, я же теперь не успею к дядюшке, разве что конкой поехать.
Глаза фрекен Сайер блеснули.
— Ты и его проведать собираешься, — сказала она.
— А как же, тетя Вик, — засмеялась фру Лунд, — всех своих родственников порадовать хочется.
Она обыскала карманы, в них не нашлось и десяти эре.
— Дай уж мне на конку, — попросила она.
Когда фру Лунд ушла, фрекен Сайер снова вернулась в свое кресло.
— Славная девочка, — сказала она и, глядя на компаньонку, добавила:
— Она так откровенна.
Мадам Иенсен и фрекен Хольм начали застилать стол скатертью, когда явился домашний врач.
Фрекен Сайер сидела в гостиной, и мадам Иенсен коротко доложила:
— Статский советник.
Фрекен подхватилась едва не прыжком и полетела навстречу доктору.
— Советник, голубчик, что это вам вздумалось карабкаться по лестницам ради совершенно здорового человека? Да еще когда вы, надеюсь, на обедишко ко мне пожалуете. Но садитесь же, садитесь.
Статский советник, с белым от бороды, очень узким и спокойным лицом, сказал:
— Хотел взглянуть на вас одним глазком во время приготовлений. Ведь уж я вам говорил, вы себя этим переутомляете, многовато, скажем прямо, на себя взваливаете.
И, помешкав мгновение, он добавил:
— При вашей конституции.
— Многовато, — согласилась фрекен Сайер, глаза которой сделались беспокойны, — но, мой добрый советник, живешь с людьми — терпи, как и все.
— Да, — сказал статский советник, неотрывно глядя на фрекен, — покуда срок не выйдет.
Пальцы фрекен Сайер судорожно стиснули подлокот-ники, а статский советник, не меняя тона, продолжал:
— Между тем переменчивая погода чревата болезнями для нас, стариков.
Глаза фрекен по-прежнему беспокойно бегали.
— Народу-то будет девятнадцать душ, советник, — : сказала она вдруг, — теперь ведь Эммочка добавилась, она нынче в городе. Только что от меня со скатертью ушла.
Советник все тем же голосом ответил:
— Да, семейный сбор.
Он поднялся и добавил:
— Ну что ж, вот я вас и повидал.
Рука фрекен Сайер дрожала, когда он ее взял.
— Но, ради бога, что-нибудь стряслось? — воскликнула фрекен, на лоб которой из-под парика пробилась струйка пота. — Скажите лучше прямо.
Доктор отпустил ее руку.
— Вы же знаете, осторожность никогда не мешает.
— Да, господин статский советник, — сказала фрекен, грудь которой со свистом вздымалась, — но ведь так хочется порадовать молодых.
По лицу советника скользнула улыбка, едва ли различимая.
— Так мы еще увидимся, — только и сказал он.
— И вашей дамой за столом буду я, советник, — сказала, смеясь, фрекен Сайер.
— А свое шампанское вы, надеюсь, пьете — от всяких напастей? — спросил советник уже в дверях.
— По мере необходимости, голубчик, — ответила фрекен.
Статский советник откланялся.
Когда он ушел, фрекен Сайер остановилась посреди комнаты. Она вдруг с такою силой сжала вставные челюсти, что они заскрежетали. И тотчас снова забегала по комнате, вытянув руки перед собой — фигура ее отражалась в двух угловых зеркалах, — взад и вперед, взад и вперед, будто мерялась силами с тайным врагом.
Затем она снова пошла в столовую, где глаза мадам Иенсен острыми шильями впились ей в лицо, а фрекен Хольм, убиравшая стол фиалками, тоже подняла на мгновение голову.
— Ах уж этот доктор, — сказала фрекен Сайер, — ему, конечно же, не терпится узнать, что подадут на обед.
Ответа не последовало. Фрекен отправилась на кухню.
— А зайчатиной так обнесут, — сказала она, — чтоб потом два дня остатки доедать.
И вдруг ее скрипучий голос резко разнесся по коридору:
— Иенсен, милочка, смотрите же, не позабудьте на противне половину спинки — как в тот раз.
Из столовой ничего не ответили, и фрекен Сайер прошла к себе в спальню. Занимаясь туалетом, она запирала свою дверь на ключ. Она долго рылась в шкафах и комодах, пока не извлекла кружева, шаль и вишневого цвета платье. Напоследок она достала свой праздничный парик и повесила его на канделябр подле туалетного столика.
Она собралась было сесть, но вдруг набросила шаль, прикрыв свою полунаготу, и затрясшимися руками — ее часто мучила нервная дрожь, когда она оказывалась перед зеркалом — сорвала с себя старый парик и нацепила на лысый череп новый, торопливо и не глядя на свое отражение. Черный парик сидел косо, и она теребила его пальцами, пока пробор, будто ощерившийся мертвенной белизной посреди черноты, не пришелся над серединою лба.