Саит раздраженно сказал:
— Я же вам говорил, мне ничего не надо.
Джаган заметил:
— Это ведь содовая, в ней много газа, и только, возьмите.
Меж тем капитан, словно автомат, с треском открывал бутылки, а бородатый выхватывал их одну за другой у него из рук и, брызгая пеной, передавал дальше. Когда и Джагану подали бутылку, он ее принял, но тут же церемонно отдал капитану.
Саит сказал:
— Вы хотели, чтоб мы выпили содовой.
— Потому что я знаю, что она хорошая, — ответил Джаган.
— Что же вы тогда сами ее не пьете?
— Я пью не больше четырех унций воды в день, — сказал Джаган. — Кипячу ее вечером и остужаю в глиняном сосуде, открытом небу. Другой воды я не пью. Даже в тюрьме в те годы, когда…
Но гости не пожелали слушать его воспоминаний и прервали рассказ в самом начале.
— Так что же, мы с пользой провели этот день?
Джаган не был уверен в том, кто должен отвечать на этот вопрос, но, вспомнив, что он хозяин, сказал:
— Конечно, принять вас было для меня большой честью.
— Мы счастливы, что теперь понимаем друг друга, — сказал саит, — Надеюсь, мы можем рассчитывать на вашу поддержку?
Не задумываясь, Джаган горячо ответил:
— Конечно, безусловно, я всегда говорил, что люди должны поддерживать друг друга.
Хозяин закусочной заметил:
— Если это мера временная, мы не станем, разумеется, задавать вам никаких вопросов.
— Но если это что-нибудь другое, — прервал его саит, — придется нам всем что-то предпринять, чтобы удержать дело на должной высоте. Такова наша общая цель.
Джаган ответил неопределенным хмыканьем, и они удалились. Он слышал, как отъехала машина, и собрался закрывать лавку. Пришел капитан и унес железный стул обратно в соседнюю лавку. Он положил Джагану на стол счет за четыре бутылки содовой.
Деньги давно уже лежали в ящике. Джаган открыл его и принялся укладывать монеты в столбики, как вдруг в дверях появился бородатый, который только что ушел вместе с саитом.
— Забыли что-нибудь? — спросил Джаган.
— Нет, — отвечал тот, входя и усаживаясь на скамеечку, — я их отправил, а сам вернулся. Я ведь живу на соседней улице, они меня подвезли, вот я и решил зайти и познакомиться с вами. Но вы были так заняты разговором, что мне не хотелось мешать.
— По-моему, я вас раньше не видел, — сказал Джаган.
— Я живу на улице Кабира, но сюда захожу очень редко, — сказал тот, усаживаясь поудобнее на скамеечке. Видно, он собирался провести здесь весь вечер в приятных разговорах.
Джаган сказал:
— Я думал, вы уедете с ними.
— Зачем, если мой дом рядом?
— Я этого не знал, — сказал Джаган. — Я даже имени вашего не знаю.
— Люди, которые меня знали раньше, называли меня Чинна Дорай в отличие от моего учителя, известного под именем Периа Дорай. Большой художник и маленький, которого с ним никак — о нет! — никак не сравнить.
— А кто был ваш учитель?
— Сколько храмов вы посетили за свою жизнь? — спросил в ответ бородатый.
Сегодня все, словно сговорились, засыпали его вопросами.
— Сотню самых различных храмов, а может, и больше!
— Все божества в этих храмах высечены из камня моим учителем.
— О, как чудесно! — сказал Джаган.
— Фигуры Шивы Разрушителя, Вишну Защитника, богини Деви, поразившей демона Махишу страшным оружием, которое она держит в своих восемнадцати руках, фигуры Двара-палакас, хранителей врат в храме, орнамент на дверях, фризы на стенах — все это по всему югу высек мой учитель.
Глаза его пылали, борода вздрагивала.
Красноречие бородатого произвело впечатление на Джагана, хоть он и не понимал, куда тот клонит. Во всяком случае, приятно было слушать все это после всяких разговоров о муке и масле. Бородатый описывал богов с таким жаром, что Джаган пожалел: вот уже много месяцев нога его не ступала ни в один из храмов — сласти и подсчет выручки поглотили все его время.
— Конечно, я побывал во всех храмах в нашей части света! — вскричал Джаган пылко. — Не сосчитать, сколько раз я в них был! Я знаю всех богов и святых до единого — а их там сто восемь! — в храмах по обеим сторонам реки Кавери. Я знаю песни, которые сочинил Самбхандар в честь этих богов.
И нарочитым фальцетом он пропел для образца два отрывка.
Бородатый слушал, закрыв глаза, а потом принялся восхвалять музыкальную одаренность и память Джагана. Джаган жадно впитывал дождь похвал — события дня заставили его усомниться в собственной мудрости и прозорливости. В свою очередь он выразил восхищение музыкальным вкусом бородатого. В этих восторженных излияниях они, как это обычно бывает, забыли о цели беседы. Затем и бородатый пропел две-три песни, только не фальцетом, а глубоким и громким голосом, так что капитан, стоявший у входа в лавку, заглянул в дверь, не понимая, что здесь происходит — в самый разгар делового дня, когда на Базарной улице раздается шум уличного движения и толпы. После песен бородатый вернулся к основной теме.
— Все эти боги, которых вы видели в храмах, высечены моим учителем или его учениками.
— Как, вы говорите, его звали?
— Неважно, что я говорил. Мы называли его Учителем, этого достаточно. Другого такого не было.
— И он был вашим учителем?
— Да. В последние свои годы он никого к себе не подпускал, кроме меня.
— А где он жил?
— Недалеко отсюда. В любой день, когда вы сможете освободиться, я отведу вас туда. Это очень близко, на другой стороне реки. Отсюда видны деревья в его саду. Вы когда-нибудь были на той стороне реки?
Джаган вздохнул. Многие годы путь его пролегал между памятником и лавкой, а умственная деятельность ограничивалась Мали, пончиками и братцем. Со вздохом вспомнил он сейчас сияние красок на закате, пение птиц в роще. Как он бродил, бывало, вдоль реки, как сиживал со своими одноклассниками на песке или на ступеньках, сбегающих к реке… Вспомнил он еще, как выступал Махатма Ганди перед огромным сборищем людей на берегу реки и как сам он, песчинка в толпе, понял, услышав этот голос, что вся его жизнь изменилась. Где теперь все эти друзья, чьих имен и лиц он не помнил, — умерли, или придавлены жизнью, или живут себе в новом обличье, как беззубый адвокат или тот человек, которого так согнуло, что он и взглянуть на себя не может, или с десяток других знакомых? Когда-то они сидели в школе за одной партой, по вечерам играли возле памятника, а теперь проходят ежедневно по улице, едва обменявшись за двадцать лет двумя словами…
— Вы о чем-то задумались, — заметил с упреком бородатый.
— Моим учителем был Ганди, — сказал Джаган.
Бородатый не проявил никакого интереса к этому высказыванию — может, ему не понравилось, что на титул учителя претендует кто-то еще. Торопясь вернуться к интересовавшему его делу, он спросил:
— Когда вы найдете время пойти со мной?
— Завтра, — отвечал не задумываясь Джаган. А потом прибавил: — Куда пойти? Приходите сюда в час дня. Вы хотите показать мне скульптуры вашего учителя?
— Нет, я же говорил вам, они все в разных храмах. Его все время осаждали строители храмов. Он был не из тех, кто держит свои работы в собственном доме.
В его словах была такая горечь, что Джаган извинился.
— Нет, я совсем не то имел в виду. Куда вы хотите меня свести?
— Показать вам место, где он жил и работал, и только.
— Вы там теперь работаете?
— Да нет же, я вам говорил, что живу на соседней улице.
— Там вы и делаете свои скульптуры?
Бородатый захохотал и ответил:
— Разве я вам не сказал, чем я теперь занимаюсь? Я делаю краску для волос. Я могу превратить седого человека в жгучего брюнета. Этот саит — мой лучший клиент в городе. Раз в месяц я отправляюсь к нему и своими руками крашу его волосы. Если бы не я, он был бы бел как лунь. Он заезжает за мной на машине — вот как я оказался сегодня здесь. Счастливый день, потому что сегодня я познакомился с вами, достопочтенный.
— Я тоже очень рад этому. Никогда прежде я не встречал ваятеля.
— Перед вами сейчас не ваятель. Я всего лишь красильщик седин. А зашел я к вам также и для того, чтобы спросить, не нуждаетесь ли вы в моих услугах. Мой долг делать людей молодыми. Саит высоко ценит мои услуги. Спросите у него сами, если сомневаетесь.