Царь терпеливо сносил ее попреки. Он только повторял:
— Мы скоро отдохнем. Теперь уже осталось немного. Не может быть, чтобы мы не нашли хоть маленькую зеленую лужайку. Как только мы до нее доберемся и устроимся, я вернусь и разыщу наших сыновей.
Они все шли и шли, и настал день, когда царь почувствовал, что больше не в силах сделать ни шагу; но тут он увидел, что его сын совсем ослабел и лег на землю. Он наклонился над ним и сказал:
— Соберись с силами, сын! Я скоро добуду какую-нибудь еду.
— Откуда ты ее возьмешь? — шепотом спросил сын. — Здесь ничего нет. Я хочу мяса… вареного… немного мяса. — Он почти бредил.
— Потерпи, сейчас я приготовлю мясо, — сказал царь. — Подожди немного…
Он подошел к жене, которая дремала под деревом, и сказал:
— Я пойду и добуду мяса для тебя и для нашего сына. Побудь здесь полчаса, а потом зайди вон за ту скалу. Ты увидишь там мясо, оно будет уже сварено, вы сможете его съесть. Если у тебя найдется соль, посоли его и потом ешьте.
— А как же ты? — спросила жена.
Царь был тронут ее заботой. Впервые за много дней она подумала и о нем.
— Не беспокойся обо мне, — сказал он. — Я что-нибудь придумаю. Только ни в коем случае не уходи отсюда, пока я все не приготовлю. Ты скоро увидишь, как по ту сторону скалы загорится костер; когда он погаснет, зайди за скалу, и ты найдешь там готовую еду. А пока спи.
Потом он погладил сына и сказал:
— Скоро ты сможешь поесть. Спи спокойно. — И, уходя, вновь обратился к жене: — Пусть мальчик наестся досыта. Сколько захочет, столько пусть и ест.
Обогнув скалу, царь собрал кучу хвороста и сухих листьев, высек огонь и зажег костер. Когда сухие ветки начали потрескивать, он крикнул жене:
— Лежи, не вставай! Зайди за скалу, когда огонь погаснет.
С этими словами он прыгнул в костер и снова закричал срывающимся голосом:
— Не бери мясо, пока оно не будет совсем готово! Не забудь про соль!
И тут царь проснулся. Он увидел, что по-прежнему сидит на своем троне в зале собраний. Вокруг него толпились министры. Он обвел их взглядом и спросил:
— Вы все время были здесь?
— Да, государь, — ответили они, — Мы никуда не уходили.
— Ничего не понимаю, — сказал Лавана. — Сколько же это все продолжалось?
— Что именно? — спросил один из министров.
— Сколько я спал?
— Минуту или две, государь, не больше.
— Но я прожил семьдесят лет! — воскликнул царь, — Я прожил целую жизнь — семьдесят лет! Так или нет? — Он снова оглядел зал и громко спросил: — А где же волшебник?
Министры и просители тоже стали оглядываться по сторонам, но волшебника нигде не было.
Манматха
Творец Брахма с удовлетворением окинул взором плоды трудов своих. Вселенная с ее фауной и флорой, самые разные существа, от комаров до ангелов, звезды и солнце — все это создал он. Доведя до конца эту гигантскую работу, Брахма захотел явить миру нечто совсем новое и не похожее на все его предыдущие творения. В таком расположении духа он дал жизнь некой несравненной деве по имени Сандхья. («Зыбкий час между заходом солнца и сумерками, между концом ночи и рассветом, время приглушенных голосов, неясных мыслей, тающих и возникающих силуэтов тоже называется „сандхья“», — объяснил рассказчик.)
Как только эта дева обрела дар речи, она спросила у Брахмы:
— Зачем ты создал меня?
— Чтобы внести разнообразие в этот мир, — ответил Брахма.
— Но мне здесь так одиноко! — пожаловалась она.
— Я избавлю тебя от одиночества, — сказал Брахма и создал ей брата.
Это был юноша с необычайно красивым лицом и телом, вооруженный луком из сахарного тростника с тетивой из вереницы жужжащих пчел и пятью стрелами из пяти редких благоухающих цветов. Он сиял, как полная луна, у него был орлиный нос, прямые плечи, и при взгляде на него казалось, что его тело и лицо изваяны скульптором. Его гибкая шея не уступала совершенством формы морской раковине, а широкая грудь придавала его облику царственное величие. Он носил голубую одежду и украшал волосы цветами кесари, а в руках держал флаг с изображением рыбы. Он нравился всем — и мужчинам и женщинам. Завидев его, все млели от восхищения.
— Зачем ты создал меня? — повторил он вопрос Сандхьи.
— Ты — бог любви, — ответил Брахма. — Ты всемогущ, ты способен проникать в души людей, поэтому тебя будут называть Манматхой, но ты получишь еще одно имя — Кама, потому что твои стрелы будут возбуждать страсть в сердцах мужчин и женщин, страсть, которая необходима для поддержания жизни.
Юноша подумал немного и спросил:
— А как я узнаю, что это правда? Когда я смогу попробовать свои силы?
— Да хоть сейчас, — беззаботно ответил Брахма.
Этот разговор происходил во время большого собрания богов, на котором присутствовали семь прославленных сыновей Брахмы — семь мудрецов, прародитель богов Дакша, царь Вселенной Праджапати и многие другие. Юноша поднял лук и направил первую стрелу в самого Брахму. А потом выстрелил по очереди во всех остальных. В ту же минуту в сердцах богов пробудилось страстное желание овладеть единственной женщиной в этом собрании, которой оказалась не кто иная, как Сандхья. Боги сгорали от любви, хотя одному из них она приходилась дочерью, а другим — сестрой. Все они вдруг увидели, как обольстительно ее тело, и, отталкивая друг друга, изо всех сил старались привлечь ее внимание; рассудительность, сдержанность, приличия — все было забыто.
Весть о случившемся дошла до Ямы, бога смерти и стража справедливости. Он вознес молитву бесконечному неизменному верховному богу Ишваре (создавшему всех остальных богов) и попросил его вмешаться, чтобы образумить бесстыдных. Услышав молитву Ямы, Ишвара спустился в мир Брахмы, разбранил бога-творца и его сыновей и пресек их кровосмесительные порывы. Но зло, хоть и не самое страшное, все-таки свершилось; в ту минуту, когда Брахма запылал от вожделения, капля его пота упала на землю перед Сандхьей и дала начало многочисленному потомству, а из сока жизни, пролитого Дакшей, родилась Рати, красавица из красавиц.
Ишвара удалился, но Брахма не мог забыть оскорбления, которое Ишвара нанес ему в присутствии детей.
— О Манматха, — в гневе воскликнул он, — ты ответишь за мое унижение! Тебя тоже настигнет рука Ишвары. Пусть он сожжет тебя!
— Можно ли быть таким несправедливым! — возмутился Манматха. — Ты сам создал меня, сам наделил необычайным даром и сам же разрешил им воспользоваться. Разве не по твоему настоянию я натянул тетиву? Как же ты винишь меня за то, что случилось?
Брахма признал правоту Манматхи и смягчил приговор.
Дакша спросил у Манматхи, не хочет ли он жениться на его дочери Рати. Манматха, чьи стрелы оказались неотразимыми для Брахмы и всех остальных, сам не устоял перед очарованием Рати. Ведь ее брови были очерчены еще совершеннее, чем его, а заостренные груди были похожи на нераспустившиеся бутоны лотоса и кончались темными, как медоносные пчелы, сосками, такими твердыми, что упавшая на них слеза разбивалась на тысячи мельчайших брызг; когда Манматха глядел на струнку шелковистых волос между ее грудей, ему казалось, что туда случайно попала тетива его лука. Ее бедра, гладкие, как стволы бананового дерева, плавно сбегали к маленьким ножкам с розовыми пальчиками и пятками. Ее руки походили на потоки золотого дождя, а косы можно было сравнить только с облаками в период муссонов. Манматха изнемогал от любви к Рати, и она стала его женой.
Брахма, все еще не забывший обиды, нанесенной ему Ишварой, сказал Манматхе:
— Отправляйся в путь вместе с Рати, возьми с собой все оружие, которое у тебя есть, и напади на Ишвару. Я хочу, чтобы он оказался в таком же положении, в каком застал нас.
— Но ведь надо, чтобы рядом с ним был кто-то, кого он мог полюбить, — не соглашался Манматха.
— Об этом ты можешь не беспокоиться, — невозмутимо ответил Брахма. — Я дам тебе надежного союзника.
Он вздохнул и создал Васанту (весну). Васанта приготовился сопровождать Манматху и захватил с собой все средства обольщения: летние песни птиц, зеленые побеги растений, налитые соком плоды, деревья в цвету, и пташек, и вечерний ветерок, и волшебные сумерки — все, что настраивает на лирический лад.