Выбрать главу

Лукан постоял, посмотрел ему вслед. Потом дернул тележку, придерживая дышло, и зашагал к городу. Вдали, у самого горизонта, виднелись красные крыши и белые стены домов, к небу поднимались две колокольни. С южной стороны к городу примыкала высокая крутая гора, за ней привольно раскинулись черные округлые горные хребты. Они охватывали долину, где находились участки Лукана и деревня Планица и, становясь все круче и круче, тянулись на север. Там брала свое начало и речка, доставлявшая обходчику столько неприятностей…

Зембал ходил в Правно. Он выбрался туда, чтобы спозаранку застать в лавке этого жулика Махоня и получить у него товару в кредит на пять тысяч крон. Махонь отказал: «Не могу, пан Зембал. Рад бы помочь, но не могу. Выплачиваю долг еврею».

Планицкий лавочник с надеждой направился к мошеннику Шваре, директору банка. А тот, вместо того, чтобы дать денег, спросил: «Я просто не понимаю, как это вам взбрело на ум?»

Больше пойти было некуда. С непокрытой головой Зембал постоял на большой квадратной площади, трижды повторил: «Чем человек богаче, тем больше в нем жадности и тем больше он грабит».

И отправился в обратный путь. Он шел себе и шел. И вдруг — фруктовые деревья! Они всегда тут росли, и Зембал не раз проходил мимо, но так, словно деревьев и не было. А их, должно быть, много растет от Правно до Планицы по обе стороны дороги. Сколько же? «Две аллеи», — как говорит Лукан. Какой доход приносит такое дерево, скажем, вот эта черешня? Сколько уродится на одной? Центнер? Два центнера? Почем кило? Почем кило, если фруктов здесь как навоза? Зембал не знает, ничего-то он не знает. Фруктами он никогда не занимался, потому, видно, что такие деревья можно встретить на каждом шагу. Они растут у всех — за домом, перед домом, на меже. А ведь это «аллеи» Лукана. Спросить бы у него, какой доход они приносят. Но он, Зембал, не спросит. Сам видит, какое это богатство! Куда больше пяти тысяч крон, которые нужны на покупку товара. А это ворье — Махонь со Шварой, не желают их одолжить. Не дают! Стакнулись против него и не дают! Хотят его со свету сжить. Будь у него дом в порядке, наплевал бы он и на Махоня и на Швару, на весь их род наплевал бы, на все Правно, где жулик на кулике, наплевал бы на весь мир и ни у кого ничего не просил бы. Но не может он этого сделать, потому что задняя половина его дома держится на подпорках и из комнаты скоро придется выбираться. И тогда Зембал будет жить в кухне вместе с рябой женой и беспутным сыном. Парень вот уже два месяца на шее у него сидит. И надо же было всему этому свалиться на него, Зембала, единственного человека в Планице, у которого нет сада с фруктовыми деревьями. А у остальных-то планицких жителей деревьев столько, что они их и не сосчитают толком.

Деревья нужно прививать, обрезать, опрыскивать, окапывать, а что еще? Благодарю покорно, и этого хватит. А планицким крестьянам все мало: они еще в лесу дички выискивают. Дичок надо выкопать, принести, посадить… Нужна прорва времени, чтобы ухаживать за фруктовыми деревьями, как ухаживают за ними люди в деревне. А разве он может? Есть у него на это досуг? В пятом часу утра, темно еще, а в лавку уже кто-то ломится. Толком не проснувшись, открывает он дверь и слышит: «Пан Зембал, дайте кило соли». Кило соли! Двенадцать геллеров прибыли! Такой ли доход у этого плута Махоня? Он оптовик, продает соль мешками! А Зембал — на килограммы. Если зима на дворе — и лампу надо засветить. Спичка тоже денег стоит, опять же керосин расходуется, весы плохо видать, можно и лишнего отвесить, а доходу на все про все — двенадцать геллеров! Если прибавить еще свой труд… да что там труд! Ботинки рвутся, ведь он ходит — не летает, штаны и рубашка тоже… Иисусе Назаретский, кто все это подсчитает? На что же он живет? Никому другому, кроме мошенников да жулья, не живется лучше, чем Лукану. Выбьют машины на дороге ямку, он ее засыплет землей, заровняет — и готово дело! И еще две «аллеи», и с каждого дерева — прибыль…

Зембал отошел от города довольно далеко, больше чем за километр, но вернулся. Надо пересчитать деревья. Уже дойдя до пятьсот двадцать шестого, он услыхал:

— Добрый день, пан Зембал.

Лукан! Легок на помине…

— Пятьсот двадцать шесть, — повторил Зембал и провел черту в дорожной пыли.

— Добрый день и вам, пан Лукан.

«Ишь каким несчастненьким прикидывается, смотри-ка. Без малого тысяча фруктовых деревьев у него, а он несчастненького из себя строит. Мошенник! Как есть ворюга. А ведь весь секрет в его службе. И работа его — одно надувательство. В тележке-то все разглядел. Грабельки, лопатка, топорик. Легко живется некоторым, грех так легко жить. Поскрести дорожку, забросать ямку гравием-камушками. Видел я, как это делается! Что же мы с вами, пан Лукан, станем с ребятишками в лунки или в чижика играть? Я все хорошо вижу. Тысяча деревьев!»