Он вскочил и, цепляясь за корни, полез вверх на бруствер.
— Ах, черт!
Его схватили сильные руки и потянули вниз в окоп.
— Пусти меня, сволочь! — закричал Кляко, отчаянно сопротивляясь.
Страх, что эти сильные руки стащат его вниз, придал ему нечеловеческую силу. Он лягнул надпоручика в грудь, сорвавшись при этом, но корни из рук не выпустил. Ну, выше, напрягись еще малость, ведь земля скользкая, липкая. И вот грудью и животом он лежит на желанном клочке земли. Закинуть ноги, и… на них повисло что-то тяжелое и стянуло его в окоп.
Затенькали пули — тинь-тинь… Раздался звонкий металлический гулкий удар.
— Сволочи, сволочи!.. — шепчет Кляко.
Он сидит в грязи, ни на кого не глядя. Бледное лицо покрыто потом. Кляко прислоняет голову к липкой стенке окопа, словно хочет заснуть.
— Пан поручик!
Кляко испуганно вздрогнул. Молча смотрит на него Гайнич.
— Пан поручик, у меня есть немного рому.
«Есть еще и Лукан на свете? И ром? Что такое ром?» — с недоумением вопрошают глаза Кляко. Но он выпил и после этого спросил Лукана:
— Что наши-то дома поделывают? Не знаешь? Я домой не пишу и письма получаю редко, вот и не знаю.
Лукан вместо ответа смотрит на Гайнича, ища у него поддержки.
— Вы думаете, я спятил. Вас это больше устроило бы.
Кляко язвительно засмеялся, и в смехе его больше не было ничего зловещего.
— Нервы у тебя сдали, пан поручик, — точно таким же смехом откликнулся Гайнич, тщетно пытаясь скрыть свой ужас.
— Да нет — душа. Нервы у меня в полном порядке, — печально сказал Кляко.
— А я говорю — нервы! Кто-то подошел к ним.
— Herr Major von Mallow[40] просит коспот офицер до бункер «Heimat», — сказал рыжий судетец и помахал словакам рукой. Засмеявшись, он подмигнул Лукану, который пристегивал к поясу фляжку. — Ах-ах! — поахал он и исчез.
— Пошли! — Гайнич побежал вслед за ним.
— А вы не пойдете, пан поручик? — обрадовался Лукан.
Кляко махнул рукой.
— Я не любопытный. Герр майор наверняка не лучше своего обер-лейтенанта. Дай еще немножко рому. Не бойся, я отдам.
— Не надо. Я обойдусь.
— Не выслуживайся! Здесь всем надо пить. Я отдам. Офицеры получают особый паек. Не знаешь, что ли?
— Слыхал.
— Гайнич велел каптеру припрятать для него целую бутыль, я знаю, Лукан! Не болтай о том… о том, что ты здесь видел.
— За кого вы меня принимаете!
— Спасибо! — И Кляко растроганно добавил: — Я всю ночь думал, как мне застрелиться. Но слаб человек. Потом я решил вызвать на НП тебя. Скажу, мол, ему несколько слов, пусть передаст привет моим старикам и сестре. А когда ты пришел, я даже взглянуть на тебя не посмел. Сам я не застрелюсь. — Он ткнул пальцем в бруствер. — А вот если бы меня угрохали те, вроде было б культурнее. Да только не получилось.
— Я вас понимаю.
— Ты не можешь это понять.
— Второй раз вы такого уже не сделаете.
— Не знаю. Вероятно, будет трудно. Откуда ты знаешь?
— Сегодня ночью, когда выдавали ром, на меня напала такая тоска, такая тоска навалилась, что я даже упиться не смог. Такая тоска не повторится. А если и повторится, так уже и не удивишься ей.
— Вот как? — искренне изумился Кляко.
— Теперь мне уж все едино. Что бы там ни случилось.
— Что бы там ни случилось. Н-да, только так здесь и можно выдержать. Была у тебя дома девчонка? Была! Почему я говорю в прошедшем времени? Или мы и в самом деле обречены?
Кляко уставился на переплетающиеся корни молодых дубков. Потом весело рассмеялся.
— Может, я лезу не в свое дело, Лукан? Есть у тебя дома девушка?
— Трудно сказать. Я и сам не знаю.
— «Сам не знаю», — передразнил Кляко. — У тебя должна быть девчонка! Только… ты, наверно, от всех подряд свое получаешь?
Кляко засмеялся. Лукан невольно присоединился к нему. Поручик ему нравился. Этот разговор их сблизил. Долго они искали друг друга. Теперь они не понимали, как могли столько месяцев ходить рядом, такие равнодушные, недоверчивые, и носиться со своими настроениями.