И не бывшего старосту Шимчика имею я в виду, не лавочника Цута, не Добричку или Гамая, или кого-нибудь еще из их шайки. Шимчик, хотя, как мы знаем, совсем отошел от всякой политической деятельности, все-таки хорошо чувствовал, что ему не место среди нас. А остальные… Ха-ха, попробовали бы показаться! Уж мы бы сказали им пару теплых слов!
Так кого же не хватало среди нас?
Да Беты Ярабчановой!
Можете не сомневаться, она отлично знала, что происходит в деревне. Когда наши гоняли немцев по склонам, оттесняя их в горы, стрельба приблизилась и к этому отдаленному поселку. Кто мог поручиться за то, что, когда бой кончится и наши вернутся в деревню, немцы, усталые и перемерзшие, не явятся к ним? Вот чего боялась Бета! За Федора боялась.
И она оказалась права. Может быть, предчувствовала…
Когда все мы убаюкивали себя надеждой, что немцы окончательно рассеяны и ни на что больше не осмелятся, они оказались тут как тут! Нет, пришли они уже не как завоеватели и мстители — они были в отчаянии, были без сил, и хотелось им одного — спать. И вот забрели они в поселок, словно самим господом богом забытый; трое ввалились в хату Беты Ярабчановой и без долгих разговоров улеглись прямо на полу. И не было им никакого дела до человека, лежащего на единственной кровати. Федор мог быть спокоен.
Но сами понимаете, у него так и чесались руки. Наконец-то была возможность отплатить за все свои раны и страдания. Ах, если б только он мог лучше двигаться! Если б мог стать на ноги! Смотрел он на этих ненавистных ночлежников и все шептал Бете:
— Забери у них автоматы!
Но Бета не послушалась его. Она приникла к Федору, стараясь успокоить его гнев. Сердце ее так и сжималось от недоброго предчувствия.
Нет, то не было опасение, что немцы пристрелят Федора. Куда там! Нет, нет. Под утро, когда в поселок ворвались красноармейцы с партизанами, она сама крикнула троим швабам: «Бегите!» — и собственными руками вытолкала их за двери. Знала, что спросонок они нарвутся прямо на выстрелы наших…
Нет, другое горе терзало Бету. Еще накануне вечером, когда кончился бой, в поселок вернулся сосед Кмошко и сказал Бете:
— Раненых и больных будут свозить в деревню…
Ах господи, вот он и наступил этот момент! Вот оно — то самое, чего в последнее время так боялась Бета. Вот почему и не видели мы ее среди нас. Как было ей оставить Федора? Могла ли она спокойно стоять, болтая с односельчанами, радуясь окончанию войны? Все смеялись и веселились — только ей конец войны нес с собой великое горе.
А Федор и сам не раз говорил:
— Вот придут наши, увезут меня…
Ах, не подозревал он, как больно ранили эти слова Бету! Неужели не замечал он, что Бета исполняет все желания, какие только могла прочесть по его глазам? Неужели он был слеп? Он ни в чем не терпел недостатка — Бета пожертвовала для него всем. И он мог бы остаться здесь… Но всякий раз, когда боль отпускала его, он улыбался как ребенок и все твердил:
— А у нас в Краснодаре…
И вот — оно пришло…
Перед хатой остановились сани, и в дом вошли русские.
— Здравствуйте! Здорово, Федор!
Меня там не было, но даю руку на отсечение, что слезы хлынули из глаз Беты.
— В Тисовец тебя отвезем — потом домой поедешь… Ну и отделали же тебя эти сволочи!
Что тут еще рассказывать? Наступало самое горькое. Приходилось прощаться…
— Прощай, Бета. И спасибо тебе! — сказал Федор. — Никогда я тебя не забуду…
Бедная! Она-то ждала совсем другого.
И если я — быть может, против вашего ожидания, — собираюсь кончить свое повествование этим эпизодом, то хочу в заключение заметить: если и есть человек, который никогда ничего не забудет, то это Бета Ярабчанова.
Ну вот мы и кончили. Теперь вам — только сесть за стол да приступить к работе. Ох, не завидую я вам: знаю, какое для вас начинается мучение. Насколько легче было бы вам связать между собой все эти эпизоды, если б могли вы ввести несколько вымышленных героев! Насколько занимательнее стало бы чтение, если б вплести сюда какую-нибудь любовную интригу!
Сознайтесь, сначала вы ведь так и собирались сделать?
Еще когда вы произвольно делили текст на главы и ставили римские цифры, я предупреждал вас, чувствовал: есть у вас что-то на уме. Может, вы думали, что я увлекусь собственной фантазией и, кроме реальных событий, выдумаю несуществующих героев, которых вы потом могли бы протащить по раю и аду, заставив их вздыхать в любовном томлении…