Иное у меня. Я писал тебе каждый день, я все вокруг себя заполнял тобой. Но это не было счастье, — это было утешение. Для счастья ты была слишком далеко.
Все это видели, все понимали, что в золотой обертке лежит горькая пилюля. Один я не видел этого. Нет, я видел! Я обманывал себя. Я выдумал тебя, Вера. И этот обман был так велик, что даже Таня, даже бедная Таня поверила в него!
Я много раз звал тебя, Вера, сюда, на Север. Мне хотелось сократить дорогу до тебя. Но ты не приезжала, ты оставалась в Москве. Когда я умру, ты не услышишь моего последнего вздоха, ты не закроешь мне глаза. Как больно мне сейчас думать об этом!.. Больно и тяжело. Эти думы отнимают у меня последние силы.
Вера, милая! Ты нужна мне здесь, рядом со мной, и нигде больше. Ты нужна мне реальная, а не призрачная. Я хочу, чтобы моя любовь сидела рядом со мной у костра, чтобы она грела мои обмороженные ноги, чтобы она ползла со мной по берегу реки, чтобы я мог передать ей карту открытого месторождения и умереть спокойно, зная, что моя любовь вынесет карту к людям.
Но нет, мне некому передать карту. Моя любовь оказалась нереальной. Не знаю почему, но я снова вспоминаю Германа. Я завидую ему…
Кажется, я теряю сознание… Да, я теряю сознание… Нет, оно вернулось. Я завидую Герману…
Нет, еще рано вешать нос. Надо идти, брести, ползти, цепляться, перекатываться.
Может, это моя последняя запись…
Нет, не последняя. Я еще жив. Что же делать с картой? Ее ведь ждут в экспедиции.
Часто впадаю в забытье, подолгу дремлю, лежа на снегу. Мне снятся взрывы кимберлитовых трубок, извержения алмазных вулканов. Алмазы летят, сыплются прямо с неба, за ними не надо ползать по тайге. Все время идет нескончаемый алмазный ливень. Он затапливает все вокруг на десятки километров…
И еще мне снятся города — большие новые города в тайге, в которых стоят белые дома, зеленеют газоны, по улицам бегают дети и медленно ходят влюбленные…
Ног не чувствую.
Если выползу, наверное, отрежут…
Чертовски живуч человек! Я ползу, поднимаюсь на колени, падаю и снова ползу. Может быть, еще выползу. Я все-таки люблю тебя, Вера. С этой мыслью мне легче двигаться.
Я сделал шалаш. Здесь буду умирать. По шалашу скорее найдут и меня, и карту…
Многое надо сказать, а сил уже нету. Всегда, когда наконец поймешь что-то большое, кончаются силы. Все силы уходят на то, чтобы понять что-то большое…
Да, алмаз, наш поединок с тобой идет к концу. Ты все равно проиграл. Все равно сюда придут люди. Они придут за мной. Они будут искать меня и найдут карту. Они построят здесь город, и мы встретимся в этом городе— Сергей, Герман, Таня и я. Мы пойдем по его улицам на центральную площадь и останемся там. Навсегда…
…Слышал голоса, лай собак… Выполз — нет, показалось… Снова лежу в шалаше. Мороз утихает. Последней спичкой зажигаю костер. Гореть ему недолго… Эх, Вера, как ты была нужна мне здесь! Как мне нужна была любовь-помощница, а не любовь-игрушка. Видно, не судьба…
Прощай, алмаз… Ты долго сопротивлялся. Ты был сильным противником. Спасибо тебе!.. Ты не позволил моей жизни быть спокойной и мелкой. Ты все время звал меня. Я слышал твой зов всегда. И вот я пришел к тебе. И остаюсь с тобой. Благодарю тебя, алмаз, спасибо тебе…
…Последний раз проверил карту. Все в порядке — она на груди… Прощай, Вера. Прости мне мою жизнь с тобой.
Вера, обязательно найди… адрес Таниной матери… напиши ей… и про Германа тоже…
Тому, кто найдет меня первый… Сначала карта… немедленно передать геологам… Ходатайствую перед правительством — памятник Герману и Тане в будущем Алмазограде… Проща…
…Жить хочется, В…»
Тарьянов перевернул последний лист и отложил письмо в сторону. За окном давно уже светлел день, — мы и не заметили, как пролетела ночь.
— А лай собак и голоса он действительно слышал? — спросил лохматый геофизик.
— Костю нашли весной, — сказал Тарьянов, — всего в десяти километрах от эвенкийского стойбища. Так что ветер мог доносить до него эти звуки. И, наверное, не один раз. Ведь Костю нашли не в самом шалаше. Он выполз из него и двинулся по направлению к стойбищу. Но прополз мало — шагов десять — пятнадцать — и замерз… Эвенки в то лето, когда нашли Костю, не встретили никого из геологов. Они ушли кочевать в тайгу и, конечно, не могли видеть катера, все лето ходившего по реке мимо места старого стойбища. Экипаж искал пропавший отряд… Только на следующее лето эвенки через кого-то сумели передать все Костины бумаги в экспедицию. Открытая отрядом Сабинина в Заполярье алмазная трубка два года оставалась неизвестной. Когда к ней снова пришли геологи, чтобы проверить Костину карту, в Якутии уже было известно несколько таких кимберлитовых трубок. Судьба других поисковых отрядов оказалась более счастливой…