Имя ее стало широко известно в текстильной промышленности. Дважды присваивали ей звание лучшей работницы отрасли, наградили орденом. Жить бы, как говорится, да поживать, да добра наживать.
Успокоилась вроде бы со своим Частухиным и Зинаида, и, как говорили люди, пошла у них новая семейная жизнь в уважении друг к другу, в солидном и спокойном содержании дома и даже с началом какой-то запоздалой, но сильной любви.
Смешно теперь было даже подумать, что когда-то Зина была неравнодушна к Николаю Крысину — Леонид Евдокимович Частухин-то против него был орел. Всем было сейчас видно, что Зина Сигалаева поняла ошибку своей юности. Жизнь выпрямляла заблуждения пылкой юности, все расставляя на свои истинные и правильные места.
Алена еще хороводилась с парнями, Тамара и Галя учились в ФЗО при «Красной заре» — пошли, как и Алена, по линии матери, а вот с Тоней было совсем плохо. Муженек ее, старший крысинский сын, становился мрачной фигурой на Преображенке. Он и с войны еще пришел как бы повредившийся в чем-то главном. Костя, как старый солдат, сразу это почувствовал. Ишь ты, Буфет, король барыг! Да за Буфета, что ли, старшую дочь замуж выдавали?
Тогда, до войны, когда взялся он за ум, поверили ему. Хороший сапожник — тоже не последняя должность на земле. Но Крысин на войне, видно, не только два пальца оставил, но и половину мозгов. Ничего себе зятек, которого вся Преображенка боится. Папашина кровь, что ли, взыграла?
Ничего, нашлась в свое время на Фому узда, и на помет его тоже лопата найдется. Не такие на Преображенке люди Сигалаевы, чтобы позор на свою голову терпеть. Весь район о них знает, в городе знают, в президиумах Сигалаевы сидят, Клавдии Сигалаевой текстильный министр Красное знамя для всей фабрики вручал. А кто у нее зять? Мамай Толкучий, которому даже Володя-дурачок дань платит.
Сигалаев Константин на сессии райсовета обо всем районе думает, с директорами всех Преображенских заводов и фабрик за руку здоровается, на городской партийной конференции за всю Москву голосует, в Кремле два раза был… А кто у него зять? Султан на черном рынке. Не-ет, врешь, брат, так дело дальше не пойдет. Мы на войне и не на таких удальцов нагляделись. Самому Гитлеру сопли набили — зря, что ли, нам ордена и медали вешали? Какой такой еще Буфет вздумал всей Преображенкой заправлять? Кто ее строил, Преображенку? Чей отец монахов из монастыря выбивал? Кто свалку в пепел сжег? Кто деревья в сквере сажал? Кто мозоли здесь свои наживал — сперва на ткацкой, а потом на заводе на электрическом?.. Не будет никакого короля барахолки на Преображенке! Здесь, на Преображенке, всегда был, есть и будет один закон — чьи мозоли, тот и король!
Обо всем этом не один уже раз говорили между собой Костя и Клава, обсуждая неудавшееся замужество старшей дочери. Долго терпели они доносившиеся со всех сторон разговоры о делах своего зятя на толкучем рынке. И вот терпение кончилось. Надо было ставить точку. Им ли, Косте и Клаве Сигалаевым, прожившим всю жизнь на Преображенке, вырастившим здесь детей, построившим шесть белых домов, — им ли, чуть ли не самым знатным людям Преображенки, чьими руками держалась известность этого района Москвы, сносить на старости лет черную славу мужа старшей дочери?
Не будет этого.
— Укорот ему надо сделать, — сказала Клава, когда услышала, как кто-то из соседок рассказывал в подъезде, что Колька, мол, Крысин совсем озверел на барахолке, а Ленька-де Частухин ушами хлопает.
— Сделаем, — пообещал Костя.
В дверь позвонили.
— Идет, — сказала Клава.
— Я открою, — сказал Костя и пошел в коридор.
Николай Фомич Крысин явился в дом тещи и тестя не с пустыми руками — галантно поставил в прихожей на столик перед зеркалом бутылку красного вина.
— А где же супруга твоя? — спросила Клава, увидев вино. — Или ты теперь на бутылке женатый?
— Приболела, — объяснил Николай, — во дворе простудилась.
— Гляжу я, — продолжала Клава, — она у вас там за шестерых работает. У родной матери, как у бога за пазухой жила, а муж в черном теле держит… Чего ж жену-то не жалеешь? Жену жалеть надо, в старости тебе за это воздастся.
— До старости еще дожить надо, — усмехнулся Крысин.
— Ну, пошли в комнаты, — пригласил зятя Костя, — в коридоре чего стоять?
Бутылку вина Костя с собой не взял. Николай сразу заметил это и насторожился.
Сели за стол. На столе ничего не было. «Не угощать позвали, — подумал Крысин, — да угощать вроде бы и не за что. Ну-ну».