С оглушительным визгом, скрипя тормозами и резиной колес, на площадь вылетела, сильно кренясь на повороте, милицейская машина.
«Наряд… Слава богу, — в полусознании, как в тумане, подумал Частухин, — теперь не уйдут… Зачем ему два миллиона?»
Он выпрямился, вздохнул всей грудью, воздух хлынул ему в легкие, и сознание вдруг мгновенно, как и ушло, сразу вернулось, туман упал из глаз, и он увидел остановившиеся в центре Преображенской площади трамваи и людей, испуганно прижавшихся к стенам домов, с ужасом смотревших на него…
Милицейская машина, подлетев к банку, взвизгнула тормозами и закачалась на месте на рессорах.
— Где? Куда?! Кто?! — заорало из машины сразу несколько голосов.
— На Большую Черкизовскую! — крикнул старший лейтенант, прыгая на подножку машины.
Силы восстановились уже почти полностью, и он действовал и говорил теперь автоматически.
— Сотрудника… раненого… в больницу! — успел крикнуть Частухин. — Внутри здания… убитый!
Взревев мотором, милицейская машина рванулась через площадь к Большой Черкизовской. Леонид Евдокимович, держась за дверцу, стоял на подножке с карабином в руке. Десятки людей, что-то крича, выбегали на мостовую и показывали направление, в котором ушла полуторка с преступниками.
Промчались несколько кварталов, и на очередном углу люди замахали руками, показывая, что надо повернуть в проулок, в Черкизовскую яму. Краем глаза старший лейтенант успел увидеть, что на перекрестке, на тротуаре, безжизненно лежит в луже крови тело женщины, сбитой, очевидно, крысинской машиной. «Ах, сволочь!» — выругался про себя Леонид Евдокимович.
В проулке еще висела пыль. Полуторка прошла здесь совсем недавно. Поворот, еще поворот. «Куда же он, гад, лезет? — невольно подумал Частухин. — Ведь там же тупик».
Поворот, мелькают одна за другой подслеповатые, покосившиеся хибары… «Он здесь жил когда-то, — подумал Частухин, — в родные места потянуло, тварь поганая!»
Еще поворот, и вот она, полуторка, — прыгает впереди метрах в пятистах по ухабам и колдобинам Черкизовской ямы.
— Жми! — рявкнул старший лейтенант шоферу.
Расстояние сокращалось с каждой секундой. Они сделали уже почти полный оборот вокруг рынка со стороны Окружной железной дороги. Вон уже видны деревья кладбища. «Если бросят машину, — подумал Частухин, — могут уйти с деньгами через кладбище, потом через Хапиловку, а там Измайлово рядом…»
— Ребята! — крикнул старший лейтенант в кузов, где, пригнувшись, сидел наряд. — Залпом! По колесам!
Залп грянул, выбивая из головы последние остатки контузии. Полуторка вильнула из стороны в сторону, перекосилась вправо. Попали — молодцы!
Второй залп ударил сразу же вслед за первым — старший наряда знал свое дело.
Полуторка шарахнулась об забор, свернула какой-то фанерный сарай и на полном ходу завалилась набок. Бешено вращались задранные вверх колеса.
Старшина за рулем милицейской машины вонзил сапог в педаль тормоза. Машину занесло — наряд, не дожидаясь остановки, сыпанул из кузова, рванулся вперед к перевернутой полуторке.
— Назад! — заорал Частухин, летя от резкого торможения с подножки машины в пыль.
Упав на землю, он быстро откатился за угол ближайшей деревянной халупы.
— Ни шагу без моей команды! — срывая голос, кричал из-за угла Леонид Евдокимович. — Двоих в банке уже положили, хватит!
Он выглянул из-за дома и увидел, как бежит кто-то от полуторки в сторону кладбища. Сильная боль от почти вдавленной в крестовину ребер пуговицы возникла в груди…
Частухин вскинул карабин. Выстрел! Упал… Ползет обратно.
— Огневую блокаду вокруг них! — крикнул старший лейтенант. — Никуда не уйдут!
Из-за полуторки захлопали выстрелы. «Две винтовки, два нагана», — определил на слух Леонид Евдокимович.
Одна за другой к месту перестрелки подъехали еще три машины с милицией. Оперативники укрывались за домами и с ходу, словно стараясь утолить ярость против наглого, среди белого дня совершенного ограбления (такого дерзкого преступления никто из них никогда и не знал), начинали стрелять по перевернутой полуторке.
И оттуда тоже шла непрерывная, яростная пальба, словно все они, переступив черту своего земного бытия и понимая, что уже нигде на земле среди людей им нет места, старались унести с собой, как скорпионы, хотя бы еще одну, а лучше две-три человеческие жизни.
Минут десять уже продолжалась ожесточенная перестрелка. Мелькнул над перевернутой полуторкой силуэт «Суворова», и две гранаты бессмысленно взметнули вверх пыль и землю…