Подавленный новым горем, этот простак бестактно спросил:
— Как наказывают лешэней?
Однако ответа он не получил: в этот момент все трое очутились в переулке, где находился дом Лу Мую, и быстро вошли в старые ворота, покрытые черным лаком.
На воротах были выгравированы парные надписи. Синий фон и красная краска знаков уже давно стерлись, сохранились лишь очертания иероглифов. Над входом имелась доска с надписью, также сильно тронутая временем. С большим трудом на ней можно было разобрать крупные иероглифы: «Обитель ученого».
Семья Лу Мую владела большой усадьбой, состоявшей из трех строений и довольно обширного сада. Из-за своей малочисленности семья жила в доме, находящемся в саду, а остальное помещение, за исключением флигеля, занимаемого бедными родственниками, пустовало. Род Лу считался очень древним, корни его уходили в глубь веков.
Прадед Лу Мую был членом императорской академии Ханьлиньюань и служил в должности провинциального казначея. Дед также был крупным чиновником. Отец Мую был третьим сыном в семье. Старшие два брата, к несчастью, рано умерли, и только ему удалось дожить до семидесяти лет и собственными глазами увидеть великие изменения, происшедшие в мире.
Представители рода Лу отличались слабым здоровьем. С тех пор как построили этот большой дом, еще ни разу владельцами его не являлись одновременно двое мужчин, достигших совершеннолетия.
Лу Мую сейчас исполнилось двадцать восемь лет. Он был четвертый сын в семье; трех старших уже не было в живых, поэтому все считали, что дом находится во власти злых духов, и уговаривали отца Лу Мую продать усадьбу.
Но старик был последователем Конфуция и не считался с суевериями; кроме того, он не хотел бросать то, что было создано его предками. Вот почему обширное помещение пустовало и служило лишь приютом для летучих мышей.
Лу Мую провел Ху Гогуана и Ван Жунчана через нежилые комнаты, пол которых был густо покрыт пометом летучих мышей. Запустение старого дома лучше всего свидетельствовало об упадке, в который пришел древний род.
От двух коричных деревьев, стоявших в большом дворе перед гостиной, остались одни стволы. Несколько чашкоцветников распустили желтые цветы и боролись с порывами ветра, освещаемые лучами заходящего зимнего солнца. Японский ландыш у лестницы рос беспорядочно и выглядел непривлекательно. Из дворика, примыкавшего к третьему флигелю, круглая арка вела в сад.
Когда пришел сын, Лу беседовал в гостиной со своим старым другом Цянь Сюецзю. Хотя он пожил на свете немало — ему исполнилось шестьдесят восемь лет, — но он еще прекрасно видел и слышал, и зубы у него были в полном порядке, а в умении разглагольствовать о жизни он мог соперничать даже с молодежью.
Старик Лу умел жить счастливо. В молодости он не гонялся за доходами, а в старости не беспокоился о сыновьях и внуках. Его жена после рождения дочери Муюнь заболела и умерла. Лу больше не женился, наложниц тоже не брал. Он часто говорил: «Я двадцать лет сплю один, не стремлюсь к наживе, пишу стихи и даже в старости сохранил здоровье».
Его знали как поэта, у него было немало учеников; он никогда не покидал пределы уезда, а последние десять лет даже за ворота дома выходил редко. Он не только не домогался богатства, но попросту отрешился от мирских и домашних дел.
Однако, беседуя сейчас с Цянь Сюецзю, он внезапно ощутил непонятную тревогу. Цянь Сюецзю был одних лет со старшим братом старого Лу. Жизнь его сложилась неудачно, и он никогда не мог выдвинуться. Он часто приходил потолковать с Лу о современных событиях и вспомянуть старое.
Сейчас они обсуждали политические заслуги Чжан Вэньсяна[14] и пришли к выводу, что «старые нравы невозможно вернуть».
Цянь Сюецзю с горечью сказал:
— Некогда ваш отец служил в Сюньяне[15] и совершил немало славных дел, проявляя большую ученость и выдающийся талант. А вчера оттуда приехал мой родственник и рассказал, что там творятся такие же безобразия, как в нашем крае. Это очень печально!
Старый Лу, теребя редкую седую бороденку, молча кивал головой. Когда речь зашла о его отце, он невольно вспомнил блеск и славу былых времен и стал размышлять о переменах в жизни страны и судьбе семьи, происшедших после смерти отца. Хотя сам он был здоров, мир казался ему слишком неприветливым. Сын талантами не обладал и не внушал никаких надежд. Семейные дела также постепенно приходили в упадок. Была у него утеха на старости лет — прекрасная сноха, из родовитой семьи, красивая, умная, но, к несчастью, в прошлом году она умерла.
14