Душа его пылала огнем, изо всех сил налегая на весло, он в считанные минуты догнал две лодки, шедшие впереди, и вскоре они уже остались позади.
Снег в тот день шел до самых сумерек. Деревушка стала серебристо-белой. Снег лежал на крышах низких хижин, латая бреши в черепице; сверху свисали сосульки. Люди, которые словно попали в ледяную пещеру, съежились под кровлями домов. Они проснулись от холода среди ночи, услышав над собой завывания северного ветра.
На следующее утро золотистые солнечные лучи осветили закоченевшую деревушку. На току, где молотили рис, резвились, катаясь по земле, две собаки. Несколько женщин на реке долбили лунки во льду, чтобы набрать воды. Три лодки, набитые водорослями, стоявшие очень близко друг к другу, казалось, смерзлись в один комок. Несколько человек, решив объявить войну стуже, стали перетаскивать траву из лодок в заранее вырытые на полях ямы. Но водоросли так смерзлись с илом и водой, что стали тверже железа, и их приходилось перекидывать граблями. Потирая руки, кто-то посоветовал:
— Черт возьми! Руки уже окоченели. Кроме Цайси, тут никто не справится.
Но его могучая фигура на току не появлялась.
Цайси вернулся из города, когда солнце было уже высоко. Он ездил покупать лекарства. В городе было несколько лавчонок для бедных, которые торговали традиционными китайскими лекарствами. Рассказываешь единственному приказчику признаки болезни, и он тут же мог продать тебе массу разнообразных снадобий, которые не улучшали состояние больного, но и не вредили его здоровью. Цайси сказал, что у Сюшэна жар, и приказчик дал ему жаропонижающие средства, среди которых был и гипсовый порошок.
В это время народ в деревне был не на шутку встревожен одним обстоятельством.
Издали Цайси заметил нескольких односельчан, которые оживленно судачили у входа в дом Сюшэна. Он перепугался: «Неужели Сюшэну стало хуже?» и большими прыжками помчался к дому. Послышался крик жены Сюшэна «спасите!», и сердце у него бешено заколотилось. Он стремительно влетел в комнату, но, пока глаза привыкали к темноте после яркого солнечного света, мог ориентироваться только по слуху. В том углу, где стояла кровать Сюшэна, происходила какая-то возня. Сюшэн сидел на кровати, а жена, припав на колени и навалившись на него, намертво придавила ему руки и ноги.
При виде этого у Цайси отлегло от сердца, но тут же мысли его окончательно спутались и, еле сдерживаясь, он спросил:
— В чем дело? Опять ее бьешь?
Жена Сюшэна отпустила руки, поднялась и, пригладив растрепавшиеся волосы, торопливо и сбивчиво начала объяснять:
— Ему загорелось, видишь ли, дорогу идти строить. Жить, говорит, надоело, денег нет и нужно принести себя в жертву! Подумай только, вчера, когда вы вернулись, у него жар начался, он стонал всю ночь, так какое ему строительство, какая дорога! Я его убеждаю с тобой поговорить, когда ты вернешься, ведь староста не соглашается, а Сюшэн тоже не сдается. Я не разрешила ему вставать, а он, как сумасшедший, заорал, что пусть все передо́хнут, что заткнет мне глотку, и накинулся на меня с кулаками.
Тут только Цайси заметил, что в комнате есть еще один человек — тот самый староста, о котором говорила жена Сюшэна. Каждый визит этой «крупной фигуры» оборачивался для крестьян какими-нибудь неприятностями. На сей раз дело было в том, что он набирал народ на строительство дороги, и целых три дня никому не разрешалось уклоняться от этой работы.
Один или два человека из тех, кто с улицы наблюдал за происходящим, вошли в комнату и, подойдя к Цайси, стали наперебой говорить.
Прижав Сюшэна к одеялу, он прикрикнул:
— Чего пороть горячку? Жена тебе советует от чистого сердца!
— Я не хочу жить. Денег нет, и деваться некуда!
Сюшэн все еще упорствовал, но в его голосе уже не чувствовалось прежней силы. Цайси повернулся к старосте:
— Сюшэн действительно болен. Я сам утром ездил за лекарством (тут он вытащил пакет с травами и потряс им перед его лицом), нельзя же посылать на работу больного!
— Не выйдет! — отрезал староста с лицом, почерневшим от негодования. — Болеешь — ищи себе замену или выкладывай денежки! Не нашел никого — плати юань в день! Если все будут говорить, что больны, и увиливать, то нечего и браться за дело!
— А как же вышло, что в прошлый раз сын начальника Чэня не работал и денежки при нем остались? Тот парень даже не заявлял, что болен. Это не твоих ли рук дело?
— Давай без лишних разговоров! Быстро отвечай: либо я тебя записываю, либо плати: три дня — три юаня.