Наконец — 25 августа — вышел первый номер журнала «Клич». Он представлял из себя тонкую брошюру в 1/32 печатного листа, стоимостью всего два фэня. На титульном листе выделялся заголовок: «Выпуск издательств „Литература“, „Проза“, „Поток“ и „Переводная литература“». Здесь же я написал обращение:
«Военные действия развернулись в Шанхае. Журналы «Литература», «Литературный сборник», «Поток», «Переводная литература» издавать стало более невозможным. В это чрезвычайное время главы этих известных изданий решили выпускать совместный журнал: он поднимет дух бойцов передовой, наполнит гневом сердца народных масс в тылу, сольет воедино все силы для отпора врагу. Всех единомышленников приглашаем принять участие в оформлении и написании материалов для нашего журнала. Само издание существует целиком на средства вышеупомянутых учредителей, а поэтому зиждется на началах бескорыстия. Что касается тех, кто готов присылать статьи, то кроме экземпляра газеты, вознаграждение не гарантируется».
Хотя воззвание и не предполагало выплату гонораров за публикации, от предложений не было отбоя. Второй номер, как и первый, поместил работы только основателей журнала полностью на безвозмездных началах. А вот уже третий — «Маяк» — главным образом состоял из статей наших добровольных корреспондентов.
Почему же уже третий номер стал называться «Маяком»? С этим связана целая история. Примерно а двадцатых числах августа на улицах города стали во множестве появляться массовые издания, привлекшие читателей своей антияпонской направленностью. Особенный интерес вызвали журнал «Освобождение» от 20 августа, газета «Спасение родины» от 24 августа и еженедельник «Клич» от 25 августа. Однако 29 августа, уже после выхода второго номера «Клича», муниципалитет иностранного сеттльмента наложил арест на ряд изданий, в число которых попали все три вышеупомянутые. Я тут же бросился в здание муниципалитета, где заявил протест о незаконности подобных действий. Там мне продемонстрировали официальное распоряжение управления цензурой печати гоминьдана по городу Шанхаю. Документ гласил, что ряд городских изданий подлежит немедленному закрытию. Мы были страшно разгневаны. Оказалось, что разрешение правительства на развертывание широкого народного фронта по борьбе с захватчиками на деле было пустой химерой! Некоторые призывали к немедленному свержению гоминьдановских властей, вставших на путь позора, и к установлению общественного управления. Другие, подумав, утверждали, что это может быть происками отдельных твердолобых личностей, а поэтому предлагали сначала подать петицию вышестоящим органам. В конце концов было решено прежде попытаться выяснить все, не прибегая к крайним мерам. Итак, Цзоу Таофэнь, Ху Юйчжи, Чжэн Чжэньдо и я составили коллективную телеграмму в ЦИК гоминьдана лично министру пропаганды Шао Лицзы, выступив против подобных действий, которые подрывали силы сопротивления и авторитет самого правительства, и потребовали немедленного их пересмотра. Наша телеграмма была отправлена 31 августа, а уже 3 сентября из социального бюро при городской управе были доставлены телеграмма и письмо министра. В телеграмме сообщалось: «Уведомление в управление цензурой печати уже послано, вам же надлежит поскорее зарегистрироваться». В письме была прислана копия ответной телеграммы из управления цензуры, к которому была приложена записка. «Это недоразумение, — говорилось в ней. — Мы не посылали официального распоряжения в полицейское управление муниципалитета с требованием закрытия «Освобождения» и других изданий. Мы лишь отправили туда список печатных изданий, которые прошли регистрацию и проверку, с требованием, чтобы полиция не чинила никаких препятствий таким издательствам. Там же решили закрыть все газеты и журналы, которые оказались не внесенными в список». Это поистине было коварство, исключительно подлое и низкое коварство! Наверняка именно они приказали полиции закрыть печатные органы, а потом и всю ответственность взвалили на нее. Шао Лицзы, конечно, видел весь фарс, разыгрываемый ими, но в письме нам он написал только следующее: «Получил письмо из управления, ваше сообщение вполне резонно и абсолютно верно». Кроме этого, потребовал от нас «скорейшей регистрации, в которой соответствующие отделы окажут необходимую помощь». Шао Лицзы был нашим старым другом, поэтому мы чувствовали всю горечь даже такого письма. Обстоятельно обсудив все за и против, мы решили сделать дальнейший шаг — по совету Шао Лицзы, соблюсти необходимые формальности, отправившись в социальное бюро для регистрации.