Год 1920-й был отмечен дня Шэнь Яньбина еще двумя важными событиями. Во-первых, он стал редактором журнала «Сяошо юэбао» («Ежемесячник прозы»). Некогда популярный, он отстал от духовного развития общества, публиковал архаичные по форме, малосодержательные вещи и растерял читателей. Под руководством нового редактора ежемесячник быстро обновил свой облик, воспринял новую тематику и разговорный язык. Фактически он стал органом Общества изучения литературы и в течение десяти с лишним лет был одним из двух-трех ведущих литературных журналов страны, опубликоваться в котором стремились и крупнейшие мастера слова, и молодые таланты.
Во-вторых, расширяя свой политический кругозор, он познакомился с началами теории научного социализма, принял их душой и стал членом одной из первых в стране марксистских групп. Когда же 1 июля 1921 года была основана Коммунистическая партия Китая, Шэнь Яньбин был в числе ее членов-основателей. В течение последующих лет он активно и добросовестно выполнял партийные задания, выступал в коммунистической печати, предоставлял свою квартиру для подпольных заседаний парторганизации. Почему же об этой важной стороне деятельности писателя до недавнего времени не рассказывалось в работах о Мао Дуне, вышедших и в Китае, и у нас — включая мою книгу «Творческий путь Мао Дуня» (1962)? Ответ состоит в том, что после поражения революции 1925—1927 годов, когда писателю пришлось долго скрываться, а затем уехать на время за границу, он утратил контакты с парторганизацией и стал считаться выбывшим. Ряд деятелей, оказавшихся в такой же ситуации, в частности Го Можо, после образования КНР были вновь приняты в партию. С Мао Дунем этого не произошло. Но сразу после кончины писателя специальным решением партийного руководства он был восстановлен в качестве члена КПК с момента ее образования.
Пик общественно-политической деятельности Шэнь Яньбина приходится на середину 20-х годов, первая же половина этого десятилетия была заполнена чрезвычайно интенсивной и многогранной литературной работой. Страницы «Сяошо юэбао» и ряда других журналов заполнены его публикациями, подписанными как собственным именем, так и множеством различных псевдонимов. Теоретические статьи, критические отзывы, информационные материалы о зарубежных литературах, переводы, хроника и т. д. Но при разнообразии жанров и тем четко прослеживаются и общие линии. Это основные задачи новой литературы в Китае, ее творческий метод, взаимосвязи между литературой и действительностью, отношение к национальному наследию и к западной литературе. Это были те вопросы, по которым развертывалась в то время идейная борьба как между сторонниками и противниками новой культуры, так и между различными тенденциями внутри лагеря новой культуры в Китае.
«Новая литература, — провозглашает Шэнь Яньбин в январе 1920 года, — литература прогресса». Она «всеобща», ибо обращается не к узкой касте посвященных, а к каждому человеку, «она должна принадлежать всему народу». Она «исполнена гуманизма, света и бодрости». Не изысканность формы, а глубина содержания должна быть признана главным достоинством произведений. Эти тезисы можно рассматривать как установки на будущее, но в не меньшей степени они были направлены на ниспровержение наследия прошлого — ортодоксально-конфуцианского и эстетско-коммерческого отношения к литературе. Последыши феодализма требовали, чтобы литература «несла Учение», подразумевая под оным заветы седой старины. Эстетов и дельцов, этот странный тандем, объединяло отношение к искусству как к забаве, отрицание его социальных и гуманистических функций.
Отвечая первым, Шэнь Яньбин настаивал, что литература должна не проповедовать догматы, а «изображать жизнь людей, передавать их чувства, побуждать их с большей сердечностью относиться друг к другу». Возражая сторонникам «развлекательности», он говорил, что новой литературе нужна прежде всего новая идеология, которая требует от писателя внимания к социальным вопросам, сочувствия «четвертому сословию» (пролетариату), «любви к угнетенным и оскорбленным». Наилучшим — в тогдашних условиях — путем достижения этих целей молодой теоретик считал следование концепции «натурализма». Его высказывания по этой проблеме были не всегда последовательными, но все-таки нельзя не прийти к выводу, что под натурализмом он понимал не только, а может быть, и не столько школу Золя, сколько литературу критического реализма. В пользу такого толкования говорит уже то, что «настоящими натуралистами» он называл Чехова и Мопассана, а Бальзака и Флобера относил к «предтечам натурализма».