Ши Цзюнь, уже слышавший от Линь Бупина о революционной настроенности и способностях Ху Гогуана, не ожидал, что это окажется человек с худым желтым лицом, маленькими глазками и реденькими усиками, и потому был несколько разочарован. Но он тотчас вспомнил, что у председателя провинциального профсоюза — его непосредственного начальника — внешность почти такая же, и успокоился. Он любезно заговорил с Ху Гогуаном, а не более чем через десять минут уже хорошо знал этого «революционера».
— Вы где работаете, товарищ Ху? — спросил он. — Я чувствую, что в местных организациях не хватает предприимчивых и смелых людей. Они колеблются при решении любого вопроса и только мутят воду.
— Товарищ Ху сейчас не работает, — ответил Линь Цзычун.
— Какая жалость! — словно насмехаясь, вставила Сунь Уян.
— Я полагал, что у меня нет больших способностей, — проговорил Ху Гогуан. — Но я уверен, что могу выполнять определенные обязанности и отдавать работе все силы. Я вступил в революцию в тысяча девятьсот одиннадцатом году, но с тех пор изменились времена и нравы. И мне оставалось лишь выжидать в тени. Если представится возможность, я готов делать все для революции.
Ши Цзюнь был очень доволен. Он вспомнил слова своего близкого друга Ли Кэ: «Настоящие революционеры выковываются в беде». Он чувствовал, что Ху Гогуан является именно таким. Тогда Ши Цзюнь заговорил о положении в провинции, о современной революционной тактике, о значении рабоче-крестьянского движения и так далее. «Пушка» Ши Цзюнь стремительно выпаливал слово за словом, не только не давая возможности Ху Гогуану раскрыть рот, но даже не обращая внимания на проявлявшую нетерпение Сунь Уян.
— Ши Цзюнь! Уже три часа! — наконец не выдержала Сунь Уян.
— О, три часа? Мы уходим.
Ши Цзюнь оборвал свою агитационную речь и быстро вскочил. Он решил пока послать Ху Гогуана на работу в профсоюз приказчиков, а в будущем рекомендовать его в комитет партии.
Проводив довольного Ху Гогуана, он повернулся к Сунь Уян, взял ее за белую руку и хрипло сказал:
— Я заговорился и совсем забыл о времени. Почему ты раньше мне не напомнила?
— Еще нет трех часов, я обманула тебя, — отнимая руку, засмеялась Сунь Уян, — сейчас только два. У нас еще есть тридцать минут. Просто мне надоел этот человек с худым желтым лицом, и я захотела, чтобы он побыстрее ушел.
— Тебе нравятся только такие белолицые, как Чжу Миньшэн, — недовольно произнес Линь Цзычун.
Сунь Уян ничего не ответила и, запев «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!», закружилась по комнате. Ее короткая зеленая юбка поднялась, обнажая белоснежные ножки и край розовых трусиков.
Линь Цзычун подкрался и обнял ее сзади за талию. Сунь Уян с силой рванулась, и они чуть не упали на пол. Ши Цзюнь, хлопая в ладони, хохотал.
— Какой ты отвратительный мальчишка, Цзычун! — слегка рассердившись, сказала Сунь Уян.
— А ты знаешь, что говорят? — засмеялся Линь Цзычун. — Говорят, что Сунь Уян — общая жена!
— Фу! Это остатки феодальной идеологии. Сознание здешних женщин очень отсталое, Ши Цзюнь! Ты сам убедишься в этом, когда побываешь на банкете в женском союзе. Ты подумай, я считаюсь здесь экстравагантной!
— Не будучи экстравагантным, невозможно искоренить консервативные нравы, — убежденно заметил Ши Цзюнь.
— Однако Чжу Миньшэн всего-навсего несносный дурак, — холодно проговорил Линь Цзычун.
Услышав эти слова, Сунь Уян перестала танцевать и, обернувшись, сказала:
— Я тоже знаю, что он дурак, и только потому, что он похож на женщину, я временами люблю его. Ты ревнуешь? Я испытываю к нему теплые чувства. А тебя мои дела не касаются!
Она вновь закружилась и запела: «А затем — мы наш…»
— Ну, пусть не касаются, — сказал Линь Цзычун. — Но почему ты все танцуешь? Мы ведь должны идти в женский союз.
Эти слова заставили и без того горячего Ши Цзюня заторопиться. Он насильно потащил за собой Сунь Уян, хотя та несколько раз повторяла: «Еще рано».
Банкет в женском союзе был устроен в честь уполномоченного Ши Цзюня. Присутствовали на нем также члены уездного комитета партии. Прошел он, как и обычно, без каких-либо неожиданностей и окончился рано.
Сунь Уян пригласила Фан Лоланя и Ши Цзюня к себе в гости. Фан Лолань немного поколебался, но затем согласился.
Сунь Уян жила в маленьком узком флигеле, окно которого выходило в огороженный небольшой дворик, поросший цветами и травой. На одинокой сливе виднелись редкие цветы. От вьющейся по стене розы остался лишь стебель. Квадратный бамбук с верхушкой, затянутой тонкой паутиной, уныло стоял, опершись о забор.