Занавес поднялся. Пьеса называлась «Пламенная любовь Крейна Уининима». Она начиналась с того, что Крейн и его приятель Уилфред одновременно признались мисс Джейн, дочери видного сановника, в своей безмерной любви. Джейн удалилась в свои покои, чтобы подумать об этом. Тем временем Крейн и Уилфред прохаживались по сцене, обвиняя друг друга в нелояльности и яростно хлеща себя хвостами по бедрам. Это был настоящий конкурс на получение места в жизни, и я предположил, что уибробцы сейчас пустят в ход свои копыта и ногти, но ошибся. Мистер Шпик шепнул мне, что на сцене никогда ничего подобного не происходит, ибо за это положена ссылка в Западную резервацию. Это меня немного удивило, потому что именно «подобное» происходило на улицах Лаггнегга и никого за это не наказывали.
Как бы то ни было, во втором действии пришла весть о том, что отец Джейн лишен своего сана и отправлен на пенсию. Уилфред с виноватым видом отказался от сватовства, но Крейн остался верен своему слову и завоевал любовь Джейн. Они назначили свадьбу на третье действие.
И свадьба действительно состоялась. Двумя минутами позже стало ясно — сановник-тесть не только не лишен своего сана, но даже повышен в чине, должности и зарплате. Тогда появился на авансцене и сам сановник. Обратившись к публике, он произнес пламенное слово, в котором недвусмысленно доказывал, что в Уибробии добродетель всегда торжествует. Сановник расцеловал молодых, а они поцеловались друг с другом! Публика от умиления прослезилась. Что же касается коварного Уилфреда, он был наказан судьбой и удовольствовался ролью Третьего в доме молодой семьи.
Таким образом благородство победило. Актеры, стоя на авансцене и ритмично размахивая желто-зелеными книжками, проскандировали десять раз имена Вице-губернаторов и пять раз имя Грейтполисмена мистера Рольфа.
Публика, несмотря на умиление, от аплодисментов, однако же, воздержалась. Занавес быстро опустился. Впоследствии выяснилось, что аплодировать следовало и что занавес совершенно напрасно опустился так быстро, поскольку отсутствие Грейтполисмена объяснялось просто его загруженностью.
К чести Грейтполисмена необходимо отметить, что он той же ночью послал премьерше цветы и пригласил ее в свою постель. Отклик на этот джентльменский поступок был удивительным. На следующий день театроведы, которые из-за своего поспешного бегства не видели спектакля, опубликовали несколько монографий о премьере в «Стейт сиатер фор эдьюкейшн оф олд уибробинс», а спустя два дня на книжном рынке появилось два тома «Воспоминаний об авторе «Пламенной любви Крейна Уининима», написанных несколькими видными академиками.
Мистеру Шпику удалось приобрести эти тома, и он показал их мне с чувством уибробской национальной гордости. Я спросил, когда умер автор пьесы.
— Что вы говорите! — воскликнул мистер Шпик. — Ему сейчас всего десять годков.
— Как? — поразился я.
— Разве у вас и дети — писатели? — наивно спросила моя жена.
— О миссис Драгойефф, не все дети. Нет, отнюдь не все дети.
Этот ребенок, объяснил мистер Шпик, — явление исключительное, и он воспитывается в специальном пансионе для гениев с замедленным развитием.
— Черт возьми, — брякнул я, так как все еще не мог привыкнуть к уибробским порядкам. — Как это возможно, чтобы старые академики писали воспоминания о мальчишке? Какой жизненный путь прошел этот, с позволения сказать, заср… и какие, к черту, воспоминания могут быть у академиков, если они не присутствовали хотя бы при его крещении?
Мистер Шпик посмотрел на меня долгим взглядом, затем что-то прошептал в запонку своей белоснежной манжеты.
— Мистер Драгойефф, — торжественно сказал он. — У мальчишки, как вы выразились, нет жизненного пути, вы правы. Но у дяди его и его прадеда — есть.
— Кто они? — растерянно спросил я.
— Первый — наш Грейтполисмен мистер Рольф, а второй — мистер Черитебл Хорсхед, один из Их Превосходительств.
От других вопросов я воздержался.
Так, в ожидании визита к мистеру Рольфу, мы с женой постепенно постигали тонкости уибробской культуры. В последующие дни мы поняли, что она создается не столько детьми, сколько солдатами во время полевых учений и фермерами, которые сочиняют и рисуют в перерывах между окапыванием кукурузы и орошением риса. Уибробские деятели искусства вместе с профессорами и академиками учатся именно у них. Существует даже идея прикомандировать к каждому уибробскому культуртрегеру пехотинца в полном боевом снаряжении, обладающего правами отца и учителя. Мистер Шпик считал, что это очень полезная и прогрессивная идея, которая поднимет уибробскую культуру на недосягаемую высоту.