Все это меня немного удивило, так как повсюду в музее фигурировали трое ныне живущих Вице-губернаторов. Но мистер Шпик пояснил, что это в порядке вещей: имена покойных основателей все равно никто не помнит, да и прежняя история Уибробии, так сказать, не играет никакой роли, поэтому у историков есть все основания принять новое и более оригинальное летосчисление.
Этим закончился тот знаменательный для нас день в Лаггнегге, причем мы с женой и не подозревали, какие удовольствия ожидают нас в последующие дни.
Первым из них было сообщение мистера Шпика о том, что визит вежливости к Грейтполисмену мистеру Рольфу назначен на 2 ноября того, то есть 1970 года. Очевидно, Уиброб-сити сказало свое слово по вопросу о том, как надлежит поступить с нами, и мы с трепетом ждали момента, когда нам об этом объявят. Если вы припомните возможные варианты, которые перечислил нам мистер Шпик, вы поймете наше волнение.
Для того чтобы заполнить время, которое у нас оставалось, мистер Шпик предложил нам познакомиться поближе с законами страны: если решение Уиброб-сити не предусматривает немедленной экзекуции, это должно быть нам полезно и необходимо. Когда я спросил, где мы могли бы взять законы, чтобы их изучить, мистер Шпик рассмеялся: их так много, и они к тому же сопровождаются таким количеством сборников правил и толкований, что нам не хватило бы и десяти лет лишь для того, чтобы их прочитать. Проще и легче было бы посетить как-нибудь городской суд Лаггнегга, и там мы без особого труда все постигнем. Мы согласились.
Однажды утром, за неделю до решающего посещения Грейтполисменства, мы с Линой съели по порции молочной каши, а Шпик — мисочку проса, перемешанного с душистыми травами и сахаром, и отправились в суд. Он находился на северо-западной окраине города, на шоссе № 13, в старом, подлежащем сносу здании. Здание было сирым и мрачным, но это придавало ему большую внушительность. В просторном холле, куда вы попадали прямо с улицы, возвышалась статуя величественной уибробки со свободно развевающимся хвостом и строгим выражением лица. В одной руке уибробка держала большую торбу с зерном, а в другой, грозным жестом поднятой над головой, — лошадиную ногу с огромным копытом. Поломанные весы, по-видимому ненужные, валялись у ее ног. Повязки на глазах статуи не было, поскольку она и так была слепой от рождения.
Кругом были расположены двери в судебные залы, и мистер Шпик демократично спросил нас, в какой из них мы хотели бы войти.
Мы вошли в первый попавшийся. Публики в зале не было, если не считать одного молодого уибробца и одной пожилой уибробки, сидящих на скамье в первом ряду. На судейском месте за кипой папок сидели двое судей в темно-зеленых мантиях, с круглыми черными шапочками на головах. Лица судей были сильно скошены — у одного вправо, а у другого — влево, и если бы их соединить, получилось бы одно нормальное уибробское лицо; эта особенность, по словам мистера Шпика, объяснялась необходимостью равновесия и судейской объективности.
Рассматривалось дело о самоубийстве. Так как подсудимая была три дня назад похоронена, судебное разбирательство производилось заочно. Прокурор, который, в отличие от судей, носил на голове красную шапочку, обосновал обвинение одной-единственной фразой: обвиняемая нанесла государству огромный ущерб. В свидетели он пригласил молодого уибробца и уибробку из первого, ряда, и в ходе процесса выяснилось следующее:
Почтенная мать самоубийцы, она же свидетельница обвинения, и мистер Роджер, также свидетель обвинения, вступили в любовную связь, но, поскольку почтенная мать была вдовой, она не имела права вступить с вышеупомянутым мистером Роджером в законные половые сношения. Он со своей стороны был лишен права играть роль Третьего в семье, поскольку вдовы не имеют супругов. Это мучительное и ненормальное, с точки зрения уибробской нравственности, положение заставило вдову выдать замуж за мистера Роджера свою дочь и тем самым узаконить свое место Третьей в семье мистера Роджера. Так и произошло. В первую же брачную ночь молодых мать, она же теща, тихо заржала, и мистер Роджер, перешагнув через супругу, прыгнул в тещину постель. Это было замечено молодой женой, увы, плохо воспитанной уибробкой, и пока свидетели по делу предавались любви, она взяла и повесилась на балконе, где ее и нашли на следующее утро.
Процесс длился всего пятнадцать минут. Прокурор поблагодарил обоих свидетелей и с улыбкой отпустил их, предупредив, однако, о том, что если они хотят продолжать свои сношения, один из них непременно должен вступить в брак. Судьи огласили приговор: самоубийце выносилось порицание, которое должно было быть разглашено всеми средствами информации Уибробии, а имущество ее конфисковывалось в пользу государства.