На этот раз мы с Линой лишились чувств. От радости, естественно. Когда мы пришли в себя, мистер Шпик пожал нам руки, поздравил с образцовым процессом и со счастливым избавлением и сообщил, что мы немедленно должны отправиться в Энсестрел касл.
Выйдя из суда, мы сели в черный вездеход. Мы снова поехали по Уиброб-сити, сопровождаемые неистовыми воплями толпы, но теперь она восхваляла мудрость и милосердие Их Превосходительств и желала нам приятного времяпрепровождения в Энсестрел касл.
Вездеходы с полисменами за пределами города оставили нас и вернулись в казармы, а наш с мистером Шпиком и замгрейтполисмена поднялся в воздух и взял нужное направление. Мистер Шпик объяснил нам, что Энсестрел касл находится на расстоянии нескольких сотен миль от Лаггнегга в южной части страны, возле цепи Черных скал, отделяющих Уибробию от океана. Нам предстояло два с половиной дня пути, и я использовал это время, чтобы выяснить некоторые вопросы. Прежде всего я спросил, почему нас судили, в то время как он, мистер Шпик, и его начальники прекрасно знают, что мы с Линой невинны, как младенцы.
— Приятель, — с философской улыбкой сказал мистер Шпик. — Что значит «невинны»? Невинны только животные, которые не осознают свои поступки и у которых нет законов. А каждый из нас, разумных существ, совершает в жизни какую-либо мерзость, явную или тайную, следовательно, каждый может быть наказан и без приговора, и при этом нечего бояться ошибки.
— Допустим, что вы правы, — согласился я. — Но почему вам был нужен именно этот процесс?
— Прошлый год был неурожайным, — ответил Шпик, — и теперь мы испытываем некоторые затруднения финансового характера.
— Да, но мы-то здесь при чем?! — воскликнул я.
— О дио, вы ничего не смыслите в политике, — рассмеялся мистер Шпик. — Для шпионов, способных вызвать потоп, погубить урожай — просто детская игра, не так ли?
— Черт бы вас побрал, — сказал я. — Вы что, не могли вместо нас найти других шпионов?
Мистер Шпик терпеливо объяснил, что, конечно, шпионов можно было найти сколько угодно, но как иностранцы мы для этой цели были самыми подходящими и, кроме того, на том сеансе сами напросились на это, поскольку Вице-губернаторы очень на нас рассердились.
Я почувствовал, что начинаю разбираться в политике, и в душе поклялся никогда больше не присутствовать на спиритическом сеансе. Попробуй угадай, какие загробные тени нравятся Их Превосходительствам, а какие нет? Правда, этот урок я извлек для себя с небольшим опозданием, но подумал: пока бьется сердце, не следует терять надежду, как, впрочем, говорят все неудачники на свете, когда им ничего другого не остается.
Но моя жена не могла примириться. В отчаянии от перспективы провести остаток своих дней в Энсестрел касл, она адресовала мистеру Шпику, Уибробии и всем уибробцам несколько пожеланий, самым мягким из которых было, чтобы все они до единого сдохли. Убедившись в том, что уибробцы продолжают жить и пастись, — это мы наблюдали из нашего летящего вездехода на протяжении всего пути, — она обратила свой гнев на меня и осыпала градом упреков: она, мол, знала заранее, что моя дурацкая идея о кругосветном путешествии не приведет к добру, и отправилась со мной только для того, чтобы не стать жертвой моего невыносимого характера; она не напрасно возражала против путешествия в Гонолулу и еще на аэродроме в Сан-Франциско поняла, что мы попадем в катастрофу, но была вынуждена отступить перед моими идиотскими соображениями, среди которых не последнее место занимал секс гавайских женщин; если бы в свое время я не обольстил ее, она никогда не вышла бы замуж за такого чурбана и вообще, как только мы вернемся в Болгарию — что я должен ей обеспечить, если я мужчина, а не дубина стоеросовая, — она сразу же подаст на развод и возбудит дело об умыкании ее в Уибробию. И так далее.
Я подождал, пока она не выдохнется, и рассказал ей о своей бабушке по материнской линии. Моя бабушка была маленького росточка, к тому же прихрамывала на правую ногу, но обладала крутым и властным характером и командовала, нисколько не робея, тремя сыновьями и двумя дочерьми плюс моим дедушкой. Все хорошее в жизни всегда происходило в е е доме, в то время как все плохое в е г о, то есть в дедушкином доме. Если у нее подгорала еда или разбивался горшок для фасоли, она неделями ждала, когда дедушка вернется с пастбища, чтобы свалить всю вину на него. И он — высокий, сильный горец, медведя мог одолеть — безропотно принимал все на себя… Да, заключил я, но моя милость не склонна отвечать за разбитый горшок, и, когда Лина снова открыла рот, я подкрепил свою позицию, показав ей кулак, полученный по наследству от того же деда. Это ее успокоило, и мы продолжили наше путешествие в мире и согласии.