Он вынужден был остановиться — в стойле нашего соседа Молчальника раздался такой гомерический хохот, что вся конюшня проснулась и беспокойно заворочалась. Молчальник умерил свой хохот, но его деревянная нога еще долго била по перегородке стойла… Мистер Аймсори приложил палец к губам и, прошептав, что старый инвалид, наверное, сошел с ума, поспешил вернуться к себе.
Однако я не разделял его мнения. Когда смех прекратился, мне очень захотелось обратиться к Молчальнику с приветливым словом: я был уверен, что он в своем уме и даже не поглупел, как положено старым людям. И лишь из-за позднего часа я этого не сделал.
С того дня, а точнее с той ночи, начался заключительный этап наших приключений в Уибробии, и он самым непосредственным образом оказался связанным с прошлым, настоящим и будущим Молчальника. Потому что у этого безобразного и несчастного старого инвалида было и будущее…
Целую неделю он молчал и снова оставлял без ответа наши приветствия. Разве что, проходя мимо нас с Линой, воздерживался от гримас. По ночам я не слышал ни его бормотания, ни обычного бульканья жидкости, льющейся из бутыли. Затем я увидел, что он спит, укрывшись с головой рваным одеялом, и так он непробудно спал в течение двух недель, даже не меняя позы.
Велико же было наше удивление, когда однажды утром мы проснулись от настойчивого стука в дощатую перегородку. После моего сонного «плиз» над перегородкой показалась голова Молчальника, и он спросил, можно ли к нам заглянуть. Я предложил ему чуть-чуть подождать, пока Лина снимет пижаму и наденет утренний туалет.
Через час он вошел в наше стойло. Сел, пристроил, охая, деревянную ногу, поправил черную повязку на глазу и извинился, что разбудил нас. Сказал, что решился на этот шаг, потому что вот уже две недели ему не дают покоя кое-какие мысли.
— Мысли? — переспросил я. — Неужели вы думаете и во сне?
Он улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой, и почесал голую, как яйцо, голову.
— Я не спал, сэр. Я никогда не сплю. Этим глупым уибробцам неведомы человеческие привычки, и, когда я думаю, они воображают, будто я сплю. Год дем, для них это одно и то же… Не рассказали бы вы мне что-нибудь об Англии, сэр?
— Об Англии? — удивился я. — Почему именно об Англии?
— Простите, мадам, — спохватился Молчальник. — Я вам еще не представился. — Он хотел было встать, но я предложил ему представиться сидя, и он лишь поклонился. — Капитан Лемюэль, англичанин. Бывший судовой хирург и капитан торгового Ее Величества флота.
— О! — смог только воскликнуть я.
— Что вас удивляет, сэр?
Я тут же взял себя в руки. Вот почему мне казалось, что я знаю этого старика. Лемюэль, капитан корабля… Фотография! Фотография из картотеки Грейтполисменства Лаггнегга, которую мистер Рольф показал нам в день нашей уибробизации… Но ведь тот Лемюэль был казнен два с половиной века назад?!
К счастью, я уже знал по опыту, приобретенному во время спиритического сеанса, что живые могут быть мертвыми, а мертвые — живее живых, и это спасло меня от необдуманных вопросов.
— Ничего, мистер Лемюэль, — ответил я и официально представил ему Лину и себя. — Мне очень приятно, что я встретился с вами.
Так я выиграл время и пришел в себя. Я знал: кого уибробцы казнят, у того нет шансов воскреснуть, но как спросить у человека, почему он еще жив? Притом он сидел перед моими глазами, а я всегда верю своим глазам больше, чем картотекам.
— Извините, но я хотел бы объяснить, почему я вас разбудил, — сказал мистер Лемюэль. — Я очень взволнован. В первую же минуту, когда я увидел вас здесь, я понял, что вы европейцы, а я покинул Англию так давно… Расскажите мне хоть что-нибудь о ней, если это вас не затруднит.
Меня это очень затрудняло. Плохо было мое дело, поскольку о Мозамбике и Уганде, где я не был, я знал больше, чем об Англии, где был. Все-таки я мог сообщить нашему соседу, что Англия по-прежнему там, где была раньше, и что через нее, как всегда, проходит Гринвичский меридиан.
Кто знает почему, мистер Лемюэль встретил это сообщение с обидным безразличием. Таким же образом он отнесся и к моему сообщению, что Лондон расположен возле устья Темзы, а по Пиккадили прогуливаются джентльмены, проститутки и хиппи. Рассказал я ему и как выглядит Трафальгар-сквер при вечернем освещении и об адмирале Нельсоне, который там стоит и которого перевязанный глаз делает, между прочим, очень похожим на нашего собеседника. Но Лемюэль, по-видимому, слишком уж давно покинул свою родину, потому что имя Нельсона не произвело на него ни малейшего впечатления, и он заметил, что не знает такого адмирала. Единственный адмирал, какого он помнит, это мистер Фрэнсис Дрейк, бывший морской пират, а впоследствии фаворит королевы Елизаветы.