О, мистер Драгойефф, это оказался интереснейший остров. Это была единственная страна в мире с разумным устройством и благородными нравами. Ее жители по внешнему виду очень походили на лошадей и, мне кажется, действительно были лошадьми — только этим можно объяснить их необычайно здравый разум. Уининимы, как они называли себя сами, вели простую и нравственную жизнь и управляли своей страной сообща, без королей. Они не знали, ни что такое ложь, ни что такое лицемерие, они не ругались, у них не было ни полиции, ни судов, им были неведомы политические и религиозные распри, и держались они с необыкновенным достоинством. В качестве рабочего скота они использовали диких и мерзких двуногих животных, впрочем известным вам, — еху. Вам будет любопытно услышать: первое, что сделали еху при нашей первой встрече, — они залезли на деревья и стали испражняться на мою голову…
— Они и со мной попытались это проделать, — заметил я.
— Увы, со мной дело не окончилось лишь попыткой. И если бы не уининимы… Но оставим это. Сначала уининимы приняли меня за еху и даже привязали к ехувязи, но потом, благодаря моей одежде и способности говорить, освободили. Между прочим, сейчас еху тоже научились говорить… В общем, я был совершенно очарован превосходными качествами уининимов, их красотой и справедливостью. Когда потом кто-нибудь мне говорил, что я т о п а ю к а к л о ш а д ь, или что я н е с м е ю с ь, а р ж у, я не только не обижался, но переполнялся гордостью. Самым большим моим желанием было до конца дней моих остаться в Стране уининимов. К сожалению, их совет решил, что недостойно держать в своей среде еху, хотя и до некоторой степени окультуренного, и постановил меня выслать. Они боялись, что при моих врожденных пороках зачатки разума, проявляемые мною, могут оказаться особенно опасными для их общества.
Я снова вернулся в Англию, но это было последнее мое возвращение. Я с ужасом констатировал, что от моих соотечественников пахнет еху и что я их не выношу. Даже когда моя жена поцеловала меня при встрече, я не смог этого перенести и лишился чувств.
Тогда я купил двух лошадей, построил им комфортабельную конюшню и бо́льшую часть времени проводил с ними. Увы, английские родичи уининимов слишком долго общались с человеком: они не умели мыслить, посматривали на меня краем глаза и брыкались с таким остервенением, что однажды чуть не сделали меня калекой. Они безнадежно деградировали…
Я решил снова отправиться на поиски Страны уининимов, чтобы провести там остаток своих дней. Я хотел просить их принять меня на правах обычного вьючного еху. Но прежде я должен был скопить немного денег и с этой целью описал мои прежние путешествия. К моему изумлению, эта книга произвела фурор не только в Англии, но и во всей Европе. Одни смеялись, другие бранились, третьи предавали меня анафеме как мизантропа и хулителя отечества. И почему? Потому что сравнение Европы со Страной уининимов, которое напрашивалось само собой, было не в пользу Европы… Но разве я был в этом виноват? Критика меня бичевала, а издатели и переводчики спешили меня поправить, сократить и урезать, пока я не стал таким, каким вы меня теперь видите… То есть пока книга не стала похожей на меня самого.
Тем временем мой отец скончался, и в Англии меня уже больше ничто не удерживало. В результате всего, о чем было сказано выше, моя жена оставила меня. Дети выросли и сами зарабатывали себе на хлеб. В том же году я сел на судно, чтобы отправиться на поиски уининимов. Когда мы достигли той широты и долготы, куда нас ранее отнес тайфун, я попросил, чтобы мне дали лодку и немного провианта, расплатился за это последними своими фунтами и поплыл куда глаза глядят. Я не знал, где точно находится желанный остров, к тому же течение увлекло меня на тысячи миль от предполагаемых мест. И если я все-таки попал во второй раз в Страну уининимов, то только благодаря провидению: эта страна тоже уплыла на тысячи миль и в том же направлении…
— Да ну? — не сдержался я. — Как это уплыла?
— А так… Оказалось, что остров уининимов не остров — я невольно ввел в заблуждение и себя, и своих читателей, — а материк. Плавающий материк, мистер Драгойефф. Тот самый, на котором находимся и мы с вами.
— Боже! — воскликнул я. — Неужели он и сейчас плывет?
— Конечно. Если у вас нет навигационных приборов, вы никогда не сможете определить, где находится Уибробия. Сегодня она здесь, завтра там, сегодня возле Флориды, завтра около Гренландии, на следующий день неподалеку от Филиппин или за Северным полярным кругом. Она неуловима, и человек может попасть сюда только случайно.