— В тысяча девятьсот сороковом году, мистер Гулливер. Одно академическое и одно популярное издание.
— Вы убеждены?
— Абсолютно, — заверил я его. — Не сделать мне ни глотка виски, если я лгу.
Мистер Лемюэль Гулливер по привычке почесался и поохал, но моя клятва, как видно, была достаточно сильной, чтобы мне поверить. Он слегка выпрямился, расправил плечи и задорно топнул деревянной ногой.
И произошло чудо.
Он сбросил черную повязку с левого глаза и — о, три миллиона чертей! — посмотрел на нас двумя нормальными голубыми глазами. Затем провел пальцами по лицу и — о, тысячи небес! — у него появился нос! Правда, не очень красивый, но большой и вполне солидный!.. И пока мы с Линой в изумлении моргали, он обзавелся уже и двумя здоровыми руками и двумя ногами, а когда сбросил порванную широкополую шляпу, на его голове появились длинные, до плеч, светлые волосы. Пусть меня проглотит Люцифер, если это было не так.
Перед нами стоял мужчина средних лет с умным и насмешливым взглядом, в старомодном, но совершенно целом и даже выглаженном костюме. Мистер Гулливер помахал нам рукой и быстро пошел по шоссе, которое вело к городу. Но еще раз обернулся.
— Гуд бай, миссис Драгойефф, гуд бай, мистер Драгойефф. Вы скоро услышите обо мне. Прочтете, может быть, какие-нибудь новые путевые записки.
И исчез за первым поворотом. «Он неисправим, — подумал я, — мало ему, как видно, двух с половиной веков приключений…» Мы с женой направились к нашему пароходу, на котором должны были переплыть Ла-Манш, и потом в Париже сесть на самолет….
На софийском аэродроме, куда мы ступили дрожащими ногами и с мокрыми от слез глазами, нас встретили представители нашей родной милиции. Это были два молодых человека, интеллигентных, любезных и предупредительных, с великолепным чувством юмора, так прекрасно описанным многими авторами. Они представились: Александр Захов, сын известного нашего криминалиста, и Борис Райнов, племянник не менее известного нашего разведчика. Второй был на вид несколько грубоват и хмур, но на самом деле у него было золотое сердце. Они осведомились о нашем здоровье и извинились перед нами за то, что нам придется провести некоторое время в карантине, ибо мир полон микробов и заразных болезней.
Спустя два месяца эти же молодые люди вошли в нашу камеру. Я подумал, что последует один из тех деликатных допросов, к которым мы уже привыкли. Вместо этого Захов еще в дверях попросил нас высморкаться в наши носовые платки. Это показалось нам странным, но мы выполнили его просьбу. Гости взяли наши платки и долго рассматривали национальную вышивку.
— Идите домой, вы свободны, — сказал Борис Райнов и первым поздравил нас с новой счастливой жизнью.
Я догадался, в чем дело. Наши носовые платки с национальной вышивкой, которые мы носили у сердца более трех лет, к тому же при самых невероятных обстоятельствах, явились последним и, может быть, самым надежным доказательством нашей верности отечеству. Более того, те же молодые люди посоветовали мне описать пережитые мною с женой приключения в книге, что я и сделал.
Добавлю еще, что коллеги из нашего института встретили меня исключительно сердечно. Трое-четверо из них даже предложили уступить мне свои места старших научных сотрудников, но директор не дал им договорить и сказал, что на протяжении всего времени моего отсутствия он хранил как зеницу ока штатную единицу. В тот же день он подписал приказ о моем повышении, и таким образом я достиг вершины своей карьеры.
Теперь мы с женой счастливы. Под воздействием родного воздуха мы быстро пришли в себя после нашего кругосветного путешествия. Единственным темным пятном, оставшимся от нашего пребывания в Уибробии, оказалась травоядность. К сожалению, мы и до сих пор предпочитаем сырой ячмень жареному барашку и желтый огурец — копченому свиному окороку. Зато мы живем в мире и согласии, и наши начальники нами довольны.
Нет худа без добра.
Перевод Т. Карповой.
ЭМИЛ МАНОВ
Биографическая справка
Эмил Манов родился в 1918 г. в Софии, окончил юридический факультет Софийского университета. Еще в гимназии вступил в РМС (Союз рабочей молодежи), с 1935 г. начал печататься в прогрессивных изданиях. Принимал активное участие в борьбе против фашизма, в 1941 г. как один из организаторов боевых групп в Софии был приговорен к пожизненному тюремному заключению.
После победы социалистической революции 9.IX.1944 г. был политработником в Народной армии, занимал пост заместителя председателя Комитета по культуре, избирался секретарем и заместителем председателя Союза болгарских писателей.