Я рассмотрел самое близкое ко мне дерево. В трещинах его коры, как в дупле, мог спрятаться человек. На ветвях дерева на высоте метров ста я увидел плоды, круглые и золотистые, величиной с две тыквы каждый. Сначала я принял их за какие-то экзотические плоды, но спустя мгновение понял, что это просто гигантские яблоки. Подтверждала это и форма листьев. Здесь росли, разумеется, и баобабы, и деревья манго, и пальмы, но плодов на них не было.
Черт побери, подумал я, если в этой стране такие деревья, то какими должны быть люди и животные? Этот вопрос заставил меня вспомнить о гигантском кондоре, которого мы видели над океаном. Мне чуть не стало дурно при одной мысли о том, что этот хищник может снова появиться.
К счастью, небо было чистым, птицы не пролетали. Зато одна из серо-зеленых скал, разбросанных по берегу, неожиданно зашевелилась… Разумеется, оказалось, что это не скала, а морская черепаха размером с тяжелый танк времен второй мировой войны. Панцирь ее мог послужить крышей дома средней величины. Сначала, в соответствии со своими черепашьими привычками, она высунула голову и снова ее спрятала, потом вытянула свои лапы, зашипела и медленно двинулась с места. Шипение ее напоминало шум парового котла с открытым клапаном. Неуклюже ступая и кроша под собой камни, чудовище придвинулось к черте прилива и погрузилось в волны океана.
Я едва пришел в себя. Нужно было как можно скорее убираться из этой местности исполинов. При масштабах здешней природы любая бабочка или стрекоза могли стать угрозой для нашей жизни. Я подполз к жене и с невероятными усилиями разбудил ее. Для этого я вынужден был дать ей несколько пощечин, в результате чего она с трудом открыла глаза и, еще не вполне проснувшись, спросила:
— Жоро, это ты?
Ее вопрос поверг меня в изумление. Я сказал ей, что я Цено, а не Жоро, что, в свою очередь, вызвало ее недоумение. Она быстро нашлась и задала второй вопрос:
— Где мы, Цено?
Я ответил ей, что не знаю. Она рассердилась, и это окончательно прогнало ее сон. Она вспомнила, что случилось с «Локхидом» и с нами, и слабым голосом произнесла «мамочка». Потратив немало сил, я скинул спасательные пояса — мой и ее, потом поднялся и помог ей встать на ноги. Ухватившись друг за друга, мы продвинулись метров на сто, отделявших нас от гигантской яблони, и рухнули в ее тени. Тут мы хотя бы были защищены от прилива. Лина снова заснула.
Нет нужды говорить, что положение наше было отчаянным. Мы были одни на этом проклятом берегу. Нам необходимы были пища и вода, притом немедленно, иначе мы не могли бы пройти и сотни метров. Я был так истощен, что мне казалось — небо опрокидывается на меня и океан качается от одного края горизонта до другого. Я решил, что здесь, видно, нам суждено умереть, и лег на спину по примеру Николины.
Голова моя уткнулась во что-то мягкое и ароматное. Если бы я мог, я бы взревел от радости, но удовлетворился лишь благодарственным стоном. Это была половинка огромного яблока. Другая половинка была съедена червяком, толстым и длинным, как питон. Я убил червяка камнем, завладел добычей и откусил яблоко. По вкусу оно напоминало наш золотой пармен.
Кусок яблока, приблизительно в три с лишним килограмма, я уничтожил почти наполовину, прежде чем вспомнил о своей подруге жизни. Пересилив себя, я все-таки разбудил Лину и отдал ей то, что осталось. Ах, уважаемый читатель, я знаю, что следовало действовать в обратном порядке и сначала накормить жену. Это был бы благородный, героический поступок. Но я обещал придерживаться фактов и буду их придерживаться, даже с риском низко пасть в ваших глазах.
Между тем Лина с молниеносной быстротой слопала свой кусок, несмотря на мои предупреждения, что после нашего длительного голодания у нее может быть прободение пищеварительного тракта. Тем не менее она сжевала и твердую, в два пальца толщиной, кожуру, отряхнула руки и облизалась. И ничего с ней не случилось. Это свидетельствует, между прочим, о том, что нежный пол значительно выносливее, нежели хотел бы казаться. Затем она снова заснула, и я последовал ее примеру.
Проснулись мы только на следующий день к обеду. Наши силы были отчасти восстановлены, но голод и жажда все-таки снова нас беспокоили. Увы, человек, если он хочет сохранить себя и удовлетворительно выполнять свои супружеские и прочие общественные обязанности, должен непрестанно находиться в состоянии обмена веществ с окружающей средой. В противном случае не существовало бы никаких экономических и социальных проблем и люди давно были бы братьями.