Да, здесь, снаружи длится праздник. Но там, в глубинах подвала юным душам являются навеянные демонами пагубные видения. Молчаливые наставники обучают их искусству плоти, заранее проигранным играм. Но главное — они сдавливают им изо всех сил, до удушья, грудную клетку, чтобы те привыкали к тяжести мужского тела, и чтобы вечно длился этот фарс, кошмар ночного шипуна.
СВЯТОЧНАЯ ИСТОРИЯ
Девочка пришла на рождественские гуляния с завязанными глазами, чтобы разбить пиньяту[комм.], но расколотой оказалась сама. Она была нарядно одета, тело ее источало соблазн, а душа — сочувствие.
(Мой друг — профессиональный психиатр — как-то объяснил мне подоплеку страсти мексиканцев к разбиванию глиняных сосудов, наполненных плодами и предварительно украшенных бумажными гирляндами и золотой фольгой. По его словам, это ритуал, посвященный плодородию и призванный развеять декабрьскую тоску. Пиньята символизирует оплодотворенное чрево; девять праздничных дней — девять месяцев беременности; палка — одиозный сексуальный символ; завязанные глаза — любовное ослепление и т. д. и т. п., но вернемся к нашей истории.)
Мы остановились на том, что девицу долбанули прямо во время гуляний.
(Да, надо еще добавить, что, разбивая пиньяты различной формы — голубков, бычков, осликов, ракеты, пьеро с коломбинами, — согласно все тому же авторитетному мнению, дети удовлетворяют агрессивные порывы, направленные против близких.)
Вот так, раз-два палкой — да при всем честном народе. Тут, конечно, не обошлось без рома. А чем же дело кончилось? Ну, чтобы узнать об этом, придется несколько месяцев подождать. Конец может быть счастливым, если девица в срок принесет плоды, которыми чревата ее пиньята. Тем самым будет дано почти метафизическое подтверждение теориям моего друга-психиатра, известного сочинителя святочных рассказов.
О СОКОЛИНОЙ ОХОТЕ
Qu’il en decouvre quelqu’une statim adest.
[комм.]Тебя схватил кречет. Ястреб-тетеревятник, наполнивший скорбью мою душу, давно кружил над равниной. Но я не думал, что риторика его эгоцентрического полета может тронуть твое сердце.
Жизнь моя прошла в заоблачных высотах, и потому я до сих пор люблю тех, кто защищается или ускользает. (Храню в памяти призрак голубки, догнать которую невозможно, он все еще машет крыльями перед моим мысленным взором.) За нею я до сих пор и гонюсь, однако все с меньшим пылом. По ночам на зубце утесов я размышляю и никак не могу сделать выбор между насилием и нежностью.
Хищник устремился к тебе с быстротой молнии, когда ты в предпоследний раз забыла об осторожности, а я предавался раздумьям на одной из неприступных вершин.
Но мне есть что сказать и в оправдание кречета: возможно, его извиняет то, что душа твоя источала легчайший аромат неуверенности…
ЧЕРНЫЙ КОРОЛЬ
J’ai aux echecs joue devant Amours.
Я безутешен, вдов, на мне печать скорбей[комм.], я только что пожертвовал последней оставшейся фигурой — ладьей, чтобы довести ферзевую пешку до седьмой горизонтали под носом у слона и коня белых.
Я мрачно озираю поле битвы, где полегли все черные фигуры. Черт меня дернул пуститься во все тяжкие, когда по крайней мере ничья была мне обеспечена. Так нет же, возмечтал о новой королеве и, как новичок, попал под элементарный двойной шах…
Эта партия не задалась у меня с самого начала: дебют я разыграл из рук вон плохо, к тому же явно поспешил с разменом фигур, получив невыгодную позицию… Затем пожертвовал качеством, чтобы получить проходную пешку, ту самую, ферзевую. Ну а потом…
И вот я остался один и бесцельно брожу то по белым, цвета бессонных ночей, то по черным, как дни моей жизни, клеткам, стараясь держаться поближе к центру доски, чтобы избежать мата слоном и конем. Если мой противник не поставит мне мат за определенное количество ходов, партия окончится ничьей. Потому-то я и продолжаю играть, уповая лишь на правила ФИДЕ, которые гласят:
«Статья 12. Партия признается закончившейся вничью:
<…>
4) по заявлению игрока, за которым очередь хода, что последние 50 ходов сделаны без перемещения пешек и без взятия фигур».
Белый конь бессмысленно мечется подоске, перескакивая с одного фланга на другой. Неужто я спасен? Но внезапно на меня наваливается тоска, и я необъяснимым образом начинаю пятиться в угол, сулящий погибель.
24
И где бы он ее ни обнаружил, там и он.