Поверьте, если человек работает пятьдесят лет и изо дня в день ест картошку, жизнь должна ему невероятно опротиветь. И когда-нибудь ему обязательно придет в голову мысль; прикончить себя или мельника Лейбу. И если я все же продолжаю безропотно есть свою картошку, то благодарить за это я должен только штраймл.
Когда мне попадает в руки штраймл, у меня будто кровь быстрей бежит по жилам, и я снова знаю, зачем живу.
..............................................
Когда я шью штраймл, у меня такое чувство, будто я держу птицу в руке; вот раскрою руку, птица вспорхнет и умчится в голубую высь, так что и глазом не увидишь.
А я смотрю ей вслед и радуюсь: «Это моя птица! Это я сотворил ее! Это я поднял ее в небо!»
В городе, слава создателю, моего мнения не спрашивают, на собрания общины не приглашают, сам я никуда не лезу, ведь я не какой-нибудь портняжка. Я почти никуда не выхожу. Нет у меня места ни в синагоге, ни в молельне, ни среди десятка молящихся. Нигде и никем я, конечно, не распоряжаюсь. Дома верховодит моя благоверная Мирьям. Не успею я рот раскрыть, чтобы слово вымолвить, как она уже осыплет меня проклятьями, точно градом. Она заранее знает, что я скажу, что Берл Колбаса может сказать… И пошло, поехало!
Ну, что я такое? Ничтожество. А вот как выпущу в кои веки свою штраймл — община гнется перед ней в три погибели.
Я сижу тихонько дома и помалкиваю, а моя штраймл покачивается на почетном месте на какой-нибудь свадьбе, на обряде обрезания или на благочестивой трапезе… Она возвышается над всеми при общинных выборах, на судилище раввинов.
И когда я вспоминаю о ее величии, сердце мое наполняется радостью.
Против меня живет позументщик. Ей-ей, я ему не завидую.
Пускай его эполет или погон заявит: «Этот бык трефной, а тот — кошерный!»[38] Посмотрим, что из этого выйдет. А вот если моя штраймл признает четырех быков подряд трефными, — мяснику конец, подручным придется класть зубы на полку, у евреев городка будет новый пост, а сотня казаков сможет приобретать мясо по шести грошей за фунт. И ничего не поможет. Никто не станет прекословить.
Вот это сила!
Помню, в прошлом году случился у нас падеж овец. Рассказывали, будто овцы как-то странно кружатся на месте, пока у них не помутится в голове, а потом падают замертво наземь. Сам я этого не видел. Кружатся — ну, и пускай кружатся! Мне-то что? Но вот мясник Янкл наверняка приобрел по дешевке мясо.
Пришел ветеринар и заявил: «Треф!» Но его послушали, как… как нашу кошку.
Привел он с собой четырех родов эполеты и двух родов погоны. Однако у них прямо из-под носа выкрали все мясо, и целых три дня городок ел в ужин дешевую кошерную баранину.
У моей штраймл не крадут. Ей не нужны ни погоны, ни эполеты. И сама-то она не двинется с места. Но пока штраймл не прикажет: «Ешь!» — никто в городке рта не откроет.
Может быть, вы думаете, вся сила в том, что под штраймл? Ничего подобного!
Вы-то, может быть, и не знаете, что под ней, но я, слава богу, хорошо знаю…
Он был меламедом в небольшом городке, и отец, царство ему небесное, до того, как понял, что из меня ничего не выйдет, послал меня к нему учиться. Это была такая бестолочь, что, упаси господи, свет такого не видывал. Настоящий меламед!
Горожане, увидев, что он не очень разбирается в денежных делах, тут же снизили ему плату за учение наполовину, оставшуюся часть платили не алтынами, как он думал, а стертыми двухкопеечными монетами или вовсе фальшивыми сороковками. Благоверная его, видя, что добром от мужа ничего не добьешься, принялась аккуратно каждый день выщипывать ему бороду.
И тут нечего на нее обижаться.
Во-первых, у них не хватало на жизнь; во-вторых, женщины вообще любят вцепиться в бороду; в-третьих, он обладал такой бородкой, которая сама просилась, чтоб ее пощипали. Это было настолько явно, что даже мы, его ученики, не могли удержаться, и каждый раз кто-нибудь из нас залезал под стол и выдирал у него волосок из бороды.
Ну, скажите сами, может ли такое существо представлять какую-нибудь силу?
Но, может быть, вы думаете, он со временем изменился?
Ничего подобного! Никаких перемен не произошло. Те же маленькие, потухшие глаза загнанного батлена, гноящиеся и вечно испуганные.
Верно, нужда довела первую его жену до могилы. Ну, и что же? Велико дело! Вторая жена выщипывает ему теперь бороду. Ведь просит, умоляет бородка, чтобы ее драли. И нельзя ей в этом отказать. Даже меня, как увижу эту бородку, так и подмывает дернуть за волосок.
Но что же произошло? Я сшил ему штраймл, только и всего.
38
Трефное и кошерное — недозволенное и дозволенное к употреблению в соответствии с предписаниями иудейской веры.