Драматически напряженный диалог Переца не терпит многословия. Его персонажи очень целомудренны в выражении своих чувств, даже когда их посещает великое счастье любви. В несчастье же они предпочитают молчать.
В больших рассказах с развернутым сюжетом, который передает тончайшие нюансы психологии героев, Перец тоже остается верен своему лаконизму, определяющему, например, в «Госпоже Хане», лихорадочный темп повествования.
В конце восьмидесятых годов Перец подчас еще выражает надежду, что новая буржуазная культура покончит с феодально-средневековым мраком. Но очень скоро он увидел изнанку капиталистической действительности: писатель наблюдает жесточайшую эксплуатацию, страшную нужду рабочих («Любовь ткача»). Он видит, что все человеческие чувства капитализм подменяет законами купли-продажи, видит распущенность и опустошенность самих капиталистов.
«Я умираю, потому что бесплоден телом и душой. Во мне нет ничего, что жило бы и могло дать жизнь. Я давно уже мертв. Я давно не наслаждаюсь жизнью. Теперь она мне опротивела». Так пишет в своем завещании покончивший с собой капиталист Мориц Бендитзон («Четыре поколения, четыре завещания»). Тот же Мориц Бендитзон за все платил чистоганом, за «улыбку на лице друга», за «поцелуй румяных губ». Капитализм в глазах Переца прежде всего аморален.
В творчестве Переца бьется пульс большого города. В самом языке его звучат неистовые городские ритмы. И вместе с тем капиталистический город его отталкивает. Это преждевременно увядшие, густо накрашенные лица приказчиц, которые страшнее желтых восковых манекенов в роскошных витринах городских магазинов, это безрадостная молодость на огромных фабриках, это продажная любовь на городских бульварах…
В конце девяностых годов в творчестве Переца стала преобладать романтическое начало. Обывательскому равнодушию, чуждому всего возвышенного, «зоологическому материализму» буржуа, не способному совершить ничего значительного, писатель противопоставляет духовное богатство созданных народной фантазией персонажей.
«Народные предания» Переца — это чистая поэзия. Она обращена к самым высоким устремлениям человеческой натуры, к чувству прекрасного, свободному от мелких своекорыстных интересов.
В сказках и легендах Переца чаще всего действуют простые люди — дровосеки, водоносы, ремесленники. Эти люди привлекают писателя чистотой своих помыслов, — совершенным бескорыстием. Таков Берл-Бас, которого Перец противопоставляет, издевающемуся над ним обывателю, злобному и тупому эгоисту. В этом обывателе нетрудно узнать одного из тех копошащихся в болоте существ, которые воображают, что выше затянувшей их тины и неба нет («В болоте»).
Повествование Переца проникнуто юмором, тонкой иронией, а нередко и сарказмом. Его рассказы о благочестии по существу обращены против религии. В них вырастает образ чудовищно жестокого бога, не оставляющего человеку ни крупицы радости. Только злобное воображение мракобесов могло придумать такого бога, который карает человека за стон в минуту расставания с жизнью («Ибо, — как замечает иронически Перец в рассказе „Не пожелай“, — еврей не вправе даже легкой смерти себе пожелать»).
В сказках Переца заключены настоящие перлы народной мудрости. Простая стекляшка, которую бедствующий ювелир отшлифовал под бриллиант, превращается в царскую печать(«Стекляшка»). Ею скрепляются приговоры. От нее зависит жизнь и смерть человека. Вещь, сделанная человеком, становится сильнее его, получает над ним власть. Но «Стекляшка» — это также рассказ о правде, ненавистной деспотам всех времен, рассказ об одиночестве художника в обществе, которое не может отличить стекляшки от бриллианта, рассказ о том, что руки человека-творца в самом деле способны превратить стекляшку в бриллиант. И наконец, «Стекляшка» — это просто рассказ о жизни, о превратностях человеческой судьбы.
На материале старинных преданий Перец критикует современное ему общество. Изредка Перец начинает иронизировать над всем, с его точки зрения, безвозвратно измельчавшим человечеством. Он видит, что денежный мешок поглотил человека, поглотил его стремление к идеалу. И Перец иногда впадает в отчаяние. Ему начинает казаться, что идейная борьба уже потеряла всякий смысл, что человек раздавлен цивилизацией золота и машин. И тогда грубой действительности капитализма Перец противопоставляет жертвенность и благородство страдающего одиночки. Однако никогда ничто не могло подавить в Переце мечту о светлом будущем человечества с его «лучистой речью, единственно человеческой» («Вечный мир в стране Где-то»).