Вы подтягивать хотите? Нет, братцы! При участии польских хасидов не поется талненский напев!
Вы никакого представления, никакого понятия не имеете! о пении!
Я ведь слышу ваших музыкантов, ваших канторов! Это пиликанье, а не музыка, и не поете вы, а орете, как недорезанные петухи! Даже молитвенные песнопения звучат у вас дико, ни с чем не сообразно… А ваши марши, ваши казачки? Они еще нелепее ваших гримас и ужимок! Это, говорите вы, по-хасидски?.. У нас совсем иные хасиды!..
Откуда взялась наша певучесть? Быть может, она нам досталась по наследству, а может быть, ее породила сама сторона наша!
В нашем киевском крае не найти дома без скрипочки!
Дитя из порядочной семьи, или, как говорят, не безродное дитя, непременно имеет скрипочку, непременно умеет играть…
Хотите узнать, сколько мужчин в доме? Взгляните на стены! Сколько висит скрипок, столько мужчин!
Все играют: играет дед, играет отец, играет сын…
Остается только сожалеть, что каждое поколение играет свое, играет иначе, играет на свой лад!
Старый дед играет молитвенные песнопения или излюбленные мелодии канторов — «Кол-нидрей», «Роза Иакова», «Агнец жертвенный», — к чему душа потянется… Отец, приверженный хасидизму человек, проникновенно выводит задушевную еврейскую народную мелодию! Иное дело — сын. Этот уже играет по нотам, а то и вовсе услышанное в театре!
Каково поколение, таков напев.
Что делают хасиды, когда нет ни капли водки? Они говорят о водке!.. Петь в одиночестве, не в сообществе, без воодушевления и большого накала невозможно; остается нам поговорить о пении…
Пение, надо вам знать, это великое дело! Тална только и славилась, что проводами царицы субботы, а основой основ проводов царицы субботы являлся напев!
Но все дело в том, кто поет и что он поет…
Из одних и тех же кирпичей можно сложить синагогу и, да простится мне, что рядом помянул, церковь, дворец и тюрьму, а то и богадельню!
Одними и теми же буквами пишут святые сокровенности торы и, да простится мне, что рядом помянул, самые страшные кощунства! Одними и теми же звуками можно вознестись на самую высокую ступень вдохновенного горения и проникновенности, а можно низвергнуться на самое дно преисподней и валяться там подобно червю в нечистотах!
Письмецо таково — как его прочтешь; напев таков — как его споешь!
Возьмите, к примеру, «фрейлехс»; это могут быть талненские певучие проводы царицы субботы, — веселье, идущее от жизни по божьим заповедям, от добрых дел; и это может быть радость безнравственного существа, мятущегося в мире произвола. Напев жжет, поистине — «любовью пронизано нутро его» — самое существо его дышит любовью; но любовей на свете множество: есть любовь к родному местечку, любовь к живым творениям, любовь к своему народу… А есть и такие люди, что любят только себя, а то, не приведи господь, и мужнюю жену!
Напев жалуется, напев рыдает, но один рыдает о лукавом змие, об утраченном рае; другой — о разрушении святого храма, о бесприютности божьей благодати, о нашей нищете и унижении!.. «Виждь, каково нам», — жалуется он, этот напев… А иной напев плачет о том, что от кого-то сбежала красотка!
Есть напев; который полон тоски; но о чем тоскует он, этот напев? Душа ли тоскует, порываясь назад, к своим истокам, тоскует ли старый беззубый пес о вожделениях своих юных лет.
Возьмите, скажем, хоть эту песенку:
Поют ее талненцы, поют васильковцы! Но когда ее поют талненцы, это — настоящий «фрейлехс», она брызжет весельем, искрится радостью; когда же поют васильковцы, она проникнута унынием и скорбью! И зависит все от того, какую душу вдохнешь в напев!..
Напев, надо вам знать, это строй звуков, или, как иные говорят, тонов.
Звуки, или тона, берут у природы; их никто не обновляет, а в природе нет недостатка в звуках. Все имеет свой голос, свое собственное звучание, если не законченный напев!
Сферы миров, вообразите себе, поют; денно и нощно, как сказано, «изо дня в день… из ночи в ночь…» Только и знают свои песнопения… Люди и птицы поют, дикие звери и скот домашний возносят хвалу… Камень бьет о камень, металл звенит… Вода, струясь, не умолкает. А лес! Ведь он при малейшем ветерке напевает валашскую мелодию, настоящий тихий сладкий «волах»! А поезд, к примеру, этот свирепый зверь с огненно-красными глазами, — разве он, когда мчится, не оглушает своим пением? Даже немая рыба, я читал об этом в старой книге, издает иногда певучие звуки. Иные рыбы, написано в той книге, приплывают время от времени к берегу, бьют хвостами о песок, о камни и наслаждаются звуками!