— И он оттуда же, как тебе показалось?
— Да, все трое. Волокна и проволока. Веду…
— Погоди. Мне самому начать про ихние волокна?
— Нет, они сами скажут, чего им надо. Новое управление, у них там планы всякие… Ты выслушаешь, и больше ничего…
В одиннадцать часов гостей отвезли к Члаквадзе. Всех троих одолевала зевота, и они без всякого интереса слушали горячую речь Члаквадзе о невиданном энтузиазме трудящихся района.
Одиннадцать часов десять минут.
— Можно?
— Отвыкай ты от этого «можно». Входи.
— Два человека из Сложтреста.
— Что нужно этому тресту?
— Хотели открыть у нас филиал, но им отказали.
— Ну… Так ведь это дело давно закрыли.
— Теперь они с поручением. Их Реетуправление направило вести переговоры как посредников.
— Реетуправление?
— Они теперь в него входят.
— С каких пор?
— Довольно-таки давно. После укрупнения.
— Сколько их, как ты сказал?
— Двое. Приглашаю?
— Погоди…
— Того, что постарше, зовут Иуза, он раньше на водоканале работал. Из-за женщины сняли.
— Какой женщины?
— Бросил жену с детьми и женился на уборщице. А второй из наших краев — Хискевадзе.
— Хискевадзе?
— Тот, что в Амазмстрое работал. В прошлом году перевели оттуда.
— Не припомню. Как зовут этого Хискевадзе?
— Таташ. Приглашаю?
— Погоди. Позвони во второй. Пусть все уберут и накроют заново. Скажи, что через двадцать минут там будем. Может, мацони буйволиное где-нибудь раздобудут.
— Да у них, верно, есть; чего его добывать.
— Что-то хачапури мне показались не очень…
— Не может эта русская настоящие хачапури печь, ничего не поделаешь.
— Откуда Мамиа ее привез?
— Разве узнаешь…
— А внешне она ничего.
— Иду.
— Погоди. Что мне им сказать про Сложтрест?
— Они сами скажут. Если опять заговорят о филиале, мы воздержимся. Потом кто-нибудь на этом деле нагреет руки, а на нас свалят. Но по-моему, они по другому делу.
— Позвони во второй. Каково сейчас опять завтракать. Как ты думаешь, пить будут?
— Хискевадзе не пьет вообще, а про Иузу не знаю, не скажу. В прошлый приезд на печень жаловался.
— Боюсь, что на этот раз нам не повезет. Ты на сколько совещание назначил?
— Как ты сказал — на два.
— Да, на два. Ладно, иди. Погоди: позавтракали — что потом?
— Отвезем их к Мелхиоридзе.
— У них есть место?
— Новый павильон соорудили. Пусть немного потеснятся. Я скажу, что у тебя совещание и освободимся не раньше, чем через час.
— А если…
— Нет, на совещании присутствовать им незачем. Оно их ни с какого боку не касается.
— Я тоже так думаю. Приглашай. Нет, погоди. Когда они уезжают?
— Не скажу, не знаю. Но думаю, надолго не останутся.
— Предупреди еще раз, чтобы этот разиня не продал наши билеты. Ни одного чтоб не отдавал. Не с того, вот с этого звони.
— От себя позвоню. А что с этим?
— Скоро наладят. Повреждение на линии — машина за провод зацепила. Иди.
Двенадцать часов пятнадцать минут.
— Можно?
— Да.
— Ты что, трубку не брал?
— Только что вошел. Что случилось?
— Муртаз позвонил: Чичахвадзе, говорит, вышел от них и в половине второго будет здесь.
— Не может быть!
— Точно.
— Но ведь он вчера уверял, что продержит его до послезавтра.
— Да этот Чичахвадзе такой неугомонный тип, покоя не знает. Муртаз говорит: сегодня утром объявил — я у вас все закончил. Еще три часа удалось продержать, а больше…
— Едет уже?
— В дороге.
— Я думаю, он с шофером.
— Да.
— Позвони в гостиницу, чтоб мою бронь не снимали.
— Зачем звонить, твой номер и так наверняка запертый стоит. Кто туда войдет?
— Пусть приберут хорошенько. Там кран не работал. Исправили? Чем, по-твоему, будет интересоваться Чичахвадзе?
— Муртаз сказал, что у них записал показатели и интересовался реакцией на письма трудящихся.
— У нас есть новые показатели?
— Спрошу у Сони.
— Пусть немножко накинут по каждому пункту и по всем хозяйствам. Только не надо раздувать, как в тот раз. Скажем, что планы выполняются, но отметим серьезные помехи в виде плохих погодных условий. Так будет лучше. Дутые показатели теперь уже и Чичахвадзе не скушает. В прошлый раз на совещании всех строго-настрого предупредил: бросьте валять дурака, сведения с мест далеки от реальных показателей, как небо от земли.