— А что мне от тебя может быть нужно? Вы разве способны что-нибудь понимать? Вы же разбойники, чистой воды разбойники. Обжуливаете нас, шкуру с нас сдираете!
— Я и не думаю вас обжуливать. Нам самим в такую цену обходится. Всем. У всех у нас своя нужда, свои заботы. Коли не хотите, не покупайте, я же не заставляю вас.
— Какой достойный ответ, — горячилась женщина, — не покупайте, говорит, не ешьте! Они знают, что сказать, они всё прекрасно знают…
Женщина быстро отошла прочь. Тома, словно его всенародно оплевали, стоял потрясенный и смотрел в ту сторону, куда удалилась разгневанная покупательница. Он уже ни о чем не хотел слышать. Он желал поскорее сбыть с рук свой товар и бежать из этого содома.
— Почем сулугуни? — спросил кто-то.
Тома обернулся как ошпаренный: перед ним стоял мужчина с лицом человека, страдающего водянкой, с оплывшим подбородком и узкими плечами. На плоской его голове с густыми курчавыми волосами красовалась тюбетейка, сдвинутая на самое темя.
— Чего так испугался, душа моя? — равнодушно сказал человек и растянул рот в улыбке.
— Мне нечего пугаться.
— Так что тебе дома наказывали, почем, говорят, продавай?
— Никто мне ничего не наказывал.
— Отчего ж цену не скажешь? В секрете держишь?
— Что мне в секрете держать? По пять продаю.
— По сколько? — деланно удивился человек в тюбетейке.
— По пять! — повторил Тома и для вящей убедительности растопырил пятерню.
— Хватит шутить, скажи настоящую цену, некогда мне торговаться, — будто бы заторопился покупатель.
— А я не шучу.
— Ты что, на базаре никогда не бывал, душа моя? Если не знаешь, как люди продают, может, знаешь, как покупают?
Тома ничего не ответил.
— Взвесь-ка кило за два рубля, — перешел к делу покупатель.
— Не пойдет, — сказал Тома и поглядел в сторону.
— Давай на двух рублях сойдемся, и я сразу два кило возьму. Ну, клади на весы, говорю же, некогда мне, — окончательно заторопился покупатель.
— Не пойдет.
— Весь сыр возьму, если по два отдашь: и ты свободен, и я по делам пойду.
Тома, честно сказать, заколебался немного и посмотрел на Лаврентия.
— Чего ему надо? — вмешался тот в разговор.
— По два рубля весь сыр берет.
— Пять рублей, и ни копейки меньше. И кончай разговор, — решительно заявил покупателю Лаврентий.
— Кто хозяин, ты или вон этот?
— Я, — сказал Лаврентий.
Человек в тюбетейке мгновенно уяснил себе ситуацию. Он повернулся к Тома.
— Ты что его слушаешься, чокнутого такого? — понизил он голос. — Давай на двух с полтиной сойдемся, назло ему. Все оптом и возьму.
— Не пойдет! — повторил Тома.
— Ну ладно, накину еще гривенник, хоть и дорого мне встанет, сыном клянусь.
— Пять рублей, и ни копейки меньше! — вновь загремел Лаврентий и хлопнул Тома по плечу. Этим он давал ему понять: потерпи, мол, еще чуток — и покупатель отвалится.
— Так и сказал бы, что продавать не хочешь. Я еще посмотрю, как ты попрешься со своим мешком. Эх ты, деревенщина задрипанная. Тебе ли на хлеб зарабатывать? Тебе ли с этим базаром тягаться? — ворчал просчитавшийся делец-перекупщик, сердито раздвигая встречный людской поток.
Тома облокотился о прилавок и предался горестным раздумьям. Такого тяжелого дня не бывало у него в жизни. Куда идти, как продать этот сыр? Одни честят его последними словами и человека, который из-за хозяйственной своей нужды продает сэкономленное на жене и на детях, называют бессовестным. Другие копаются у него в душе, норовят обвести вокруг пальца, третьи…
— Чей сулугуни?! — спросил надтреснутый голос.
Тома поднял голову и уставился на солидного с виду человека в кепке. В руках у человека был кожаный портфель, а за правым ухом торчал красный карандаш.
— Мой! — ответил Тома.
— Пойдем со мной, — спокойно сказал человек и, даже не поднимая глаз на Тома, пошел дальше.
Тома попросил Лаврентия присмотреть за его товаром и отправился за человеком в кепке.
Хозяин сулугуни смекнул еще дорогой, что он имеет дело если не с самим директором рынка, то с кем-нибудь из ответственных рыночных деятелей, и на всякий случай извлек из кармана справку, выданную ему вчера в сельсовете. В справке говорилось о том, что пастуху Зекарской колхозной фермы Тома Джавахия разрешается реализовать на рынке излишки произведенного в его личном хозяйстве сулугуни (и других молочнокислых продуктов).
Они вошли в комнату, пропахшую чесноком. Хозяин комнаты швырнул портфель на стол, повесил кепку на гвоздь и устало сел.