— Хочу дать тебе совет.
— Какой?
— Напиши протест. Опротестуй нас. Там процедура была нарушена. Протокол не велся.
— На кой черт мне звание, полученное такой ценой? Да гори оно синим пламенем!
— Дело принципа. Ты непременно выиграешь. Не должны мы допустить, чтобы их взяла.
— Где птаха?
— Вон там, под котелком.
— Как бы не задохнулась. Воздуха ей хватает?
— Не задохнется, я ненадолго. Пожалуй, продам ее. Не до нее мне теперь. Мои за ней не смотрят. Иной раз месяц пройдет, и ни разу воду не сменят. Только трели ее слушать любят. Провоняла птица, а почистить клетку никому в голову не приходит. Все на меня смотрят. А я возьму и продам.
— Это все ерунда, — вздохнул Лаврентий. — Скажи мне, что там сегодня случилось, я сам не свой.
— Об этом-то я и хотел поговорить, а ты убежал. Из спорткомитета, оказывается, потом звонили. Ходжава говорит: «Что вы там натворили? И это называется объективное и принципиальное бюро? Гнать всех вас надо!..» Может, и распустят теперь…
— Мне уж это не поможет. Я свое получил. Горечь в глотке торчит, не проглотить.
— Что поделаешь. Сомневайся мы хоть чуточку сначала, иначе бы все организовали.
— Как «иначе»?
— Заранее бы всех предупредили, поговорили бы с каждым. Я встал бы и охарактеризовал бы тебя честь честью. И сам бы голоса подсчитал. А как же! Их бы за дверь выставил и, окажись в ящике что не так, вовсе заменил бы бюллетень.
— Да ладно тебе. И кого бы я провел такими приемами? Самого себя?
— Если б ты не заслуживал, другое дело. Знаешь мой характер: хоть ты мне как брат родной, я прямо в лицо сказал бы — не заслужил еще, погоди маленько, правила подучи. Но ведь все обстоит иначе! Что? Нестор Катамадзе, этот никудышный пустомеля Нестор Катамадзе судья республиканской категории, а ты — нет?!
— А что Нестор?
— То, что он «против» голосовал, можешь не сомневаться. Рядышком со мной сидел. Когда бюллетени раздали, я с места не сдвинулся. «За» оставил, «против» зачеркнул и бросил в ящик. А Нестор взял свой бюллетень и говорит: «Раз уж голосование тайное, пусть тайным и будет». Отошел к окну, минут десять простоял там, сложил вчетверо свой листок и опустил последним. Тогда же у меня мелькнуло: «Против, — думаю, — мерзавец, проголосовал». Но одного я не боялся. Думал, все остальные «за» проголосуют.
— Выходит, ошибся.
— Что за фрукт этот Нестор, всякий знает, но какая муха остальных-то укусила? Как могли Миха Сопромадзе, Сандро Киладзе и Амиран Таргамадзе против тебя проголосовать? В особенности Амиран Таргамадзе…
Ношреван вытряхнул клетку, дунул на нее, и облако пыли пронеслось по кухне. Потом протер клетку мокрой тряпкой, но, учуяв, что она все еще воняет, подставил под кран.
— Одно тебе скажу: пережди немного и снова подавай заявление. Протест писать не стоит. Тут ты, пожалуй, прав: они еще больше обозлятся. Подавай новое заявление, а дальше уж я знаю, как мне действовать. Что ты на это скажешь?
Не дождавшись ответа, Ношреван приподнял колпачок настольной лампы и огляделся. Лаврентия на кухне не было.
Нестор Катамадзе жил на Сухумской улице в двухкомнатной коммунальной квартире.
Дверь Лаврентию открыла седая женщина в фартуке.
— Простите, Нестор дома?
— Да, да. Пожалуйста, входите.
— Вы…
— Я его теща. Входите, входите.
Лаврентий вошел. Теща подала ему стул и, извинившись, сказала:
— Он купается. Если что-нибудь срочное, я скажу и потороплю.
— Давно он в ванной?
— Только что вошел, но какое это имеет значение.
— Ничего, я подожду.
— Погодите, я сейчас спрошу. — Теща подошла к дверям ванной: — Нестор, слышишь? К тебе гость.
— Кто такой?
— Кто вы? Как ему сказать? — с улыбкой спросила теща.
— Лаврентий, скажите, Микаутадзе.
— Лаврентий Микаутадзе! — крикнула в дверь теща.
— Пусть войдет, — послышалось из ванной.
Теща отошла от двери.
— Если дело срочное, пожалуйста…
Лаврентий снял плащ, перебросил через стул и толкнул дверь ванной.
— Лаврентию наше почтение. — Из пенистой ванны высовывалась лысая голова Нестора. — Извини, пожалуйста, Лаврентий.
— Да что ты! Это ты меня извини.
— Огорчили мы тебя сегодня, но что поделаешь, случается.
— Бывает и хуже, Нестор, не о том речь. Но что я кому худого сделал, за что вы со мной так?
— Человека понять нелегко, Лаврентий. Видно, некоторым стоит оказаться перед избирательной урной, так всякая пакость и лезет в голову, вся злоба так и закипает. Разве такое звание должно присуждаться тайным голосованием? Настоящий мужчина встанет и во всеуслышание скажет свое мнение.