Происходило это в допотопные времена, лет сорок назад, а то и раньше. Прежде чем нам удалось побывать в настоящем кино, мы пытались сами делать и показывать фильмы. Киноленту заменяли две бумажные полоски; на этих полосках мы рисовали двух фехтовальщиков или двух уланов, фигурки накладывались одна на другую, только руки, ноги, шпаги и копья рисовались под разными углами — движение в двух фазах. Первая полоска накручивалась на карандаш или на ручку, другая лежала на столе, под нею. Потом быстрым движением трубочка с первым рисунком разворачивалась и свертывалась, фигурки оживали, двигали руками, ногами, копытами, головами. Фехтовальщики скрещивали шпаги и мечи, кони скакали. То было первое наше кино с движущимися фигурами.
Следующее кино было такое же несложное, но изображения на «ленте» были неподвижны, зато они складывались в забавные истории, сказки — о Разбойнике Мадее, о Красной Шапочке… В картонной коробке вырезалось квадратное отверстие. Длинная полоска бумаги с несколькими «кадрами» накручивалась на две гладкие палочки, в нижней палочке была проволочная ручка. Вертишь ручку, и фильм «крутится» сверху вниз или наоборот.
Таковы легендарные истоки моего «кино». Следующий этап был сложнее и требовал реальных финансовых затрат. «Кино» приобреталось в волшебном магазине Неста. О магазине этом надо бы сказать несколько слов, ведь это был магазин игрушек. Когда я туда заходил, меня охватывали странные, таинственные чувства, чем-то схожие с чувствами, какие испытывал я в костеле у «гроба Иисусова» или перед «вертепом» на рождество. Только в магазине Неста я, кроме дыхания тайны, чувствовал еще вожделение — иметь бы мне все это царство… калейдоскоп, кино, заводной автомобиль, игрушечный пистолет, пистонное ружье, отряд солдатиков… Нест поглаживал седую бороду и зорко следил за своими покупателями.
«Кино» состояло из черной жестяной трубки со слабым увеличительным стеклом. Картинки покупались отдельно: отрезки старых кинолент. Можно было купить одиночные кадры, а также кусок ленты с тремя-четырьмя кадрами. Закладываешь «фильм» и смотришь на свет увеличенное изображение. Ленты были желтоватые, коричневатые, голубые или черно-белые. Помню, что на одном из этих кадров я впервые в жизни увидел Чарли Чаплина, которого потом узнал в настоящем кино. Других артистов не помню.
Позже пришло настоящее кино, вернее, мы пошли в настоящее кино. Единственный в нашем городке кинотеатр назывался «Кинема» и принадлежал (или был арендован?) Добровольной пожарной команде. Билетером (теперь-то легко сказать — «билетером», а тогда Он был не «билетером», а стражем Святыни) был Казимеж, сын старого пожарника Г., фигуры почти мифологической, с длинными усами и бровями, как два куста. Старик, отец Казимежа, служил сторожем стадиона и охранником территории, где стояла трехэтажная деревянная желтая башня для учений пожарной команды. Но стадион будет другим разделом этих рассказов о прошлом. Вернемся к кино. Замкнутый его мир открывался ведь только для обладателя пятидесяти грошей (на обычный сеанс) или тридцати — на утренний. Билеты были голубого цвета. Не только билет, но даже цвет его имели в наших глазах волшебные свойства. То был цвет магический, с помощью этого цвета можно было очутиться там, в зале.
Но тут, у входа, царили законы суровые и реальные. Нет пятидесяти грошей, не увидишь Тома Микса, Пата и Паташона, Бака Джонса… Уже за три-четыре часа до начала сеанса у нас начиналась лихорадка. Поистине «золотая лихорадка» — ведь надо было чудом раздобыть один злотый. Причем не символический, а жутко реальный. Первый источник: копилка. В ней же что-то есть, что-то шелестит и звякает. В той черной дубовой шкатулочке… Потому что в глиняной свинке уже ничего нет, только воздух, как в свистульке, — монеты все мы повытаскали, точнее, вытряхнули по лезвию ножа. Но дубовая шкатулочка была «сейфом». Монеты туда опускались завернутыми в бумажки, чтобы нельзя было их извлечь никаким способом (то есть по лезвию ножа)…
Лихорадка. Мама сказала, что у нее «ни гроша за душой». Мы верим. Это правдоподобно. Ведь почти все покупается в кредит, «на мелок». Боже мой! Трясем копилку, чтобы бумажки там как-нибудь развернулись. Ножом пробуем. Ничего не выходит. Три часа неумолимо приближаются. Копилка прочная. К сожалению. Что делать? Лихорадка усиливается. Занять не у кого, кругом пусто. На нашем дворе монета не вырастет и с неба не свалится. За час до начала мы решаем сломать копилку с наличными, предназначенными на каникулы. И разбиваем ее топором. Когда сочли все медяки, оказалось, что не хватает нам тридцати грошей. И тут уж ничего не поделаешь.