Д е д у ш к а. Но ты мне расскажи, что ты узнал во время моего краткого отсутствия. Говори своими словами. Не повторяй оригинала…
М а т ь. Не буду вам мешать. (Выходит на цыпочках из комнаты.)
С ы н. Это величайшая скульптура мира, гармония и красота которой недостижимы.
Д е д у ш к а. Прекрасное — это гармония, которая возносит человечество к счастью человечества…
С ы н. Оригинал в ресторации. Dello Originale in Restauro.
Дедушка смеется.
Над чем ты смеешься, дедушка?
Д е д у ш к а (как будто немного испуган). Просто так, не знаю.
С ы н. Преисполненные гармонии змеи душат страдающего отца и двух сыновей. Именно в страданиях выражена душа грека. Она запечатлена в мраморе, но гипсовый слепок также обладает теми божественными пропорциями, которые были присущи древнему человеку, но которыми мы, современные люди, не обладаем.
Д е д у ш к а. Я всю жизнь хранил в себе красоту, и, поверь мне, пока я ее в себе чувствую, я не буду несчастным.
С ы н. А как она выглядит?
Д е д у ш к а. Кто она?!
С ы н. Красота, которая в тебе, дедушка.
Д е д у ш к а. Боже, какая алиенация! Снова начинай все от печки. Совершенная политехнизация. Видишь ли, бедный мальчик, это так, словно бы ты вынашивал — в переносном смысле, понятно, — группу Лаокоона, оригинал, разумеется. Это огромная ценность…
С ы н. И в отце тоже есть эта красота?
Д е д у ш к а. Есть, именно от меня переданная…
С ы н. И в маме?
Д е д у ш к а. А как же.
С ы н. А в пани Квятковской тоже есть гармония?
Д е д у ш к а. Это что за Квятковская?
С ы н. Наша соседка.
Д е д у ш к а. В ней тоже, хотя она и искалечена воспитанием, средой, жизненными условиями. Ведь в старой народной мудрости — «бытие определяет сознание», — как известно, есть и рациональное зерно…
С ы н. А во мне?
Д е д у ш к а. В тебе? Конечно.
С ы н. А-а-а…
Д е д у ш к а. Что — а-а-а?
С ы н. Во мне нет гармонии.
Д е д у ш к а. Что?
С ы н. Ничего.
Д е д у ш к а. Повтори.
С ы н. Я говорю, что во мне нет ни красоты, ни гармонии.
Д е д у ш к а. Есть, вот именно есть, хотя ты этого еще и не сознаешь.
С ы н. А я тебе, старина, говорю, что нет.
Д е д у ш к а. Есть.
С ы н. Нет.
Д е д у ш к а. Есть.
С ы н. Но я ведь лучше знаю, что есть и чего нет. Ведь ты, дедушка, не во мне сидишь, а в кресле.
Д е д у ш к а. Не валяй дурака!
С ы н. Ничего во мне нет, я ни во что не верю.
Д е д у ш к а. Не притворяйся, не надо.
С ы н. Не выношу людей, люблю машины, автомобили…
Д е д у ш к а. Не прикидывайся, перестань!
С ы н. Дедушка!
Д е д у ш к а. Что тебе?
С ы н. Ты меня, дедушка, доведешь до отчаяния. Я чувствую дыхание атомной смерти, вижу отблеск ядерного взрыва на наших лицах… Пусто, холодно… Красота… Гармония. Это не для нас.
Д е д у ш к а. Вот те на!
С ы н. Дедушке-то хорошо. Дедушка верит, что гармония есть. Дедушке хорошо…
Д е д у ш к а. Глупый ребенок! Если бы ты знал, что творится внутри у атомного дедушки. Все декламируют только о молодежи атомного века. Но никто не думает о стариках атомного века, о бабушках атомного века или о тетушках… За прекрасное ты должен бороться всегда и всюду. В себе, в окружающем мире, в коллеге, в вазе, книге, школе, столе, мебели, картине, тарелке, вилке, ложке, на экскурсии, в семейном кругу, в сейме…
С ы н. Дедушка! Я уже начинаю любить прекрасное.
Д е д у ш к а. Ты пошел в отца. Помни до конца жизни, что искусство — это знамя на башне человеческого труда. Никогда не позволяй вырвать у себя из души это знамя на башне человеческого труда! Пойду к себе и немножко вздремну… (Выходит.)
Перерыв.
По комнате ходит м а т ь, поправляет цветы. Перелистывает «Пшекруй». Грызет сухое печенье. В комнату вбегает запыхавшаяся п р и я т е л ь н и ц а. Целуются. Приятельница кладет на стол искусственные розы, завернутые в бумагу.
П р и я т е л ь н и ц а. Совсем забыла! (Подает матери цветы.) Это тебе.
М а т ь (разворачивает). Чудесные! Извини, я поставлю их в воду. Знаешь, это, пожалуй, для Здислава! Чудесно пахнут.
Целуются.
П р и я т е л ь н и ц а. Не ставь их в воду, не нужно.
М а т ь. Как живые. Надо всыпать в воду соли, подольше постоят. Просто трудно поверить, что они бумажные.