П р и я т е л ь н и ц а. Когда Здись вернулся?
М а т ь. В среду, не успел даже переодеться. Рассказывал, рассказывал, день и ночь. Сейчас он на жюри. Подожди, надо поставить их в воду.
П р и я т е л ь н и ц а. Они же бумажные.
М а т ь. Что ты говоришь! Совсем как настоящие.
П р и я т е л ь н и ц а. Ты загорела, чудесно выглядишь! А Здислав?
М а т ь. Ты тоже прекрасно выглядишь. Но что случилось? Ты так возбуждена.
П р и я т е л ь н и ц а. Разве это видно?
М а т ь. Ты вся дрожишь.
П р и я т е л ь н и ц а. Представь себе, вышли «Письма Спинозы».
М а т ь. Не может быть!
П р и я т е л ь н и ц а. Я читала в «Пшеглёнде культуральном».
М а т ь. В оригинале?
П р и я т е л ь н и ц а. В переводе, частично с латинского, частично с голландского… Я потрясена. Мы с Колготкой и Мацеем вырываем их друг у друга из рук.
М а т ь. Люди в наше время так затурканы.
П р и я т е л ь н и ц а. Ужасно.
М а т ь. Затурканы, загнаны, просто трудно выкроить часок для себя, для души, для прекрасного…
П р и я т е л ь н и ц а. В жутком замоте.
М а т ь. Едва успеешь что-то поставить, как уже летишь переставить, и так все время. Вот наша судьба: «Kura domestica»[27].
П р и я т е л ь н и ц а. Гоняешь, гоняешь, и конца не видно. А Здислав?
М а т ь. Некогда даже посидеть и послушать Здислава. Это ужасно. (Ставит розы в вазу.) Сегодня он рассказывал о группе Лаокоона. Рим производит потрясающее впечатление. Здислав просто обалдел в Риме. Он и сейчас ходит, как лунатик. Иногда я боюсь разбудить его, нарушить этот сон. Мне все кажется, что стоит его потревожить каким-нибудь нашим отечественным словечком, как он упадет с пьедестала и разобьется. Итальянцы любят нас до безумия, буквально с ума сходят. Как услышат: «Polonia, Polako», лица у них так и расцветают в улыбках. Не только итальянцы, но и негры, англичане, шведы, ну все, все! Это трудно передать.
П р и я т е л ь н и ц а. Я что-то плохо помню эту легенду.
М а т ь. Один жрец ударил дротиком троянского коня, внутри которого сидели солдаты. Тогда из моря внезапно появились две змеи огромного размера, их послал Посейдон, как известно, враждебно относившийся к Трое.
П р и я т е л ь н и ц а (ест печенье). Ты знаешь, это очень интересно.
М а т ь. Змеи бросились прямо на Лаокоона, занимавшегося вместе с двумя сыновьями подготовкой к жертвоприношению, в мгновение ока обвили и задушили отца и обоих сыновей.
П р и я т е л ь н и ц а. Хоть убей, не помню. Ну совершенно вылетел у меня из головы этот легендарный жрец Аполлона из Трои! Агесандр, Полидор, Афинодор…{54} Все выветрилось… Стоит перестать заниматься — тут же забываешь! Лессинг, Винкельман, «Гамбургская драматургия»{55}.
М а т ь. Но все-таки ты не отстаешь.
П р и я т е л ь н и ц а. Только когда удается вырваться из круговорота. Сама знаешь — то носки, то Колготка волосы перекрасила, Мацей авторучку сломал, электричество отключили, воды нет… И сама не всегда с собой в ладу, но при первой же возможности — посещаю галерею. На днях я была на вернисаже Грдулы. В последнее время он стал «народным умельцем».
М а т ь. Это тот, картины которого излучают энергию непокорной космической красоты?
П р и я т е л ь н и ц а. Именно тот.
М а т ь. Это так замечательно!
П р и я т е л ь н и ц а. Энергия эта возникает как бы из внутреннего ока и непрерывно посылает инфракрасные и ультрафиолетовые лучи.
М а т ь. Конечно, в космос?
П р и я т е л ь н и ц а. Разумеется, хотя в работах Грдулы явственно ощутимо внутреннее противоречие; столкновение с препятствием на какой-то миг разверзает перед нами зияющую бездну и… манит.
М а т ь. Это как цепная реакция после взрыва, калечащего прекрасное и вынуждающего нас отбросить или принять аналитический метод Грдулы.
П р и я т е л ь н и ц а. И это все происходит у нас в Варшаве!
М а т ь. Невероятно.
П р и я т е л ь н и ц а. Просто невозможно поверить!
М а т ь (встает). Извини, я на минутку… на кухню. (Выходит.)
Приятельница прячет лицо в бумажные розы. Входит м а т ь, улыбаясь.
П р и я т е л ь н и ц а. Выкипело?
М а т ь. Да, теперь можем поговорить свободно. Представь себе, что Здислав вернулся совершенно обновленный. Вроде тот же и вместе с тем другой, весь какой-то переполненный, упоенный прекрасным, — настоящий аккумулятор. Не успел еще повесить шляпу, а уже заговорил. Как он говорит! Это просто наслаждение. Знаешь, для меня просто пиршество, когда я слышу, как Здислав говорит с Дзидеком. Понимаешь: отец и сын. Симфония.