— Запасную!
Я набрал уже запасную выброску.
— Да скорее же!
Кинул запасную Петру. Тот быстро прихватил стяжной конец к ней, и мы все трое, обгоняя друг друга, понесли ее над головами к лебедке, где в эстафетной позе стоял Толик. Он бросил ее дяде Степе, лебедка у того уже вертелась.
Выбрали стяжной трос — стянули низа невода, превратив его в чашу окружностью в полкилометра и глубиною в сорок метров, — закрепили, подобрали вертикалы. Смахивая пот, возбужденные и радостные, расселись по бортам. Блаженно закурили.
— Вот пироги так пироги, — толкнул Мишка дядю Степу. — Сами зальемся и еще кого зальем.
— Пхе-х! — хмыкнул тот.
…Кораблики, кораблики… было всего три встречи: провожанье с вечеринки и две прогулки в лес.
Все тогда было как в сказочном сне, забывал, где иду и что делаю. В лесу, когда собирали цветы, я их неправильно срывал, оставлял слишком маленькие стебли. Она смеялась и в раздумье прикладывала их к венку, никак не могла пристроить… на коленях у нее было много цветов. Я лежал рядом и смотрел в небо, по нему плыли белые облака. Потом она начала рассказывать сказку: «По синему-синему морю плавают кораблики…»
— Залегла, наверно, — бормочет Мишка. — Но ничего, достанем мы тебя.
Выбираем невод, рыбы пока не видно. Погода свежая, и свежеет на глазах, почти каждая волна с барашками, по палубе прыгают пенистые шубы. Солнышка нету, даже пятна от него нету, только сырое небо. Холодновато, в сапогах чавкает, руки мокрые по локоть.
— Достанем!
— Пхе-х!
— А што? — поворачивается к дяде Степе Михаил. — Самолет-то зазря наводить не будет, ему же все видно.
— Сами зальемся и еще кого зальем, — послышался смех Петра.
— Ты, Петя…
— Да не я, а ты, ты, — перебил Мишку Петро. — Ты все каркаешь. Лучше бы за нерпями съездил.
— Ну, знаешь… — Михаил вскипает. Самое обидное для него это вот «за нерпями». Прошлой осенью «поехал» он в шлюпке на сейнер, стоявший на рейде, гребет плохо, его и сдуло в море. Когда спасатель, подобравший его возле острова Карагинского у лежбища тюленей, швартовался к пирсу, кто-то из стоявших на пирсе спросил: «Что, Миша, за нерпями ездил?»
Петро с Мишкой лучшие друзья на судне, хотя, кроме подковырок, ничего друг другу не говорят. В противоположность вертлявому Мишке, Петро неповоротливый, толстый, с красным мясистым лицом и почти белыми глазами. Добродушный и умница на редкость: если Михаил за всю свою жизнь, кроме грузчицкой специальности, ничего не освоил, то для Петра все просто: «А что она? Хоть шоферская, хоть токарная работа? Присмотрелся и меси».
— Если ты, Петя…
— Жвак, Миша, жвак, — оборвал Мишку Сергей. — Бабочек ловишь.
— Я ж, Сережа, про то и говорю, что чайки, они тебе зазря летать не будут. Гляди, скока их. Они ж не дураки.
— Да поумнее тебя, — смеется Петро.
Переговариваясь, берем невод. Вот и сливная, в ней тонн пять медузы.
— Полундра! — крикнул Сергей и опустил башлык.
Медузу начало срывать ветром с невода. Если попадет на лицо, да еще если в глаза, глаза будут болеть хуже чем от сварки.
Громыхнуло последнее грузило, бросив последние капельки заборной воды на палубу. Вот и все. Еще один пустырь за сутки… Ни звука, ни вздоха — так, видно, кончается всякое по-настоящему плохое дело. Только потрескивали срываемые с рук резиновые перчатки.
…Кораблики-журавлики… Я тогда только закончил мореходное училище, был в своем первом штурманском отпуске. В кармане лежало направление на суда с заграничным плаваньем, мне двадцать лет… синие моря и дальние страны…
Встретились мы на дне рождения моего товарища. Возвращались с вечеринки, была тихая июньская ночь, умытая теплым дождем. Улицы пустынны, молчаливы… деревья задумчивые и будто улыбались — весь мир со всеми морями сиял передо мной в ослепительной лазури!
Егорович полез на свою вышку, Петро раздувает нагрудник, Толик настраивает вьюшку, Михаил вертится возле стопора, дядя Степа могучим увальнем — спина у него шириною один метр — закряхтел в машинный люк.
Слегка ныли плечи от подтяжек резиновых штанов, руки мокрые до подмышек — эта дьявольская влага, как ни затягивай нарукавник, все равно просачивается. Если перед сном рукава не застирать в пресной воде, будет как у Толика.
— Эх, работка ты, работка, — вздохнул Михаил.
— А ты думал, рыбка сама на палубу прыгает? — спросил его Сергей.
— Я думал, Сережа…
— Нечего думать.
Зимою, когда ремонтируем сейнер, сколько мечтаний о путине! Особенно много всяких разговоров в сетепошивочном цехе, когда шьем невода. За окном бесятся пурги, а мы, чекрыжа дель и сращивая всякие веревки, перемалываем заметы, грузы, штормы, аварии.