«В клуб навострился, — подумал о нем Ванька, — орел». Впрочем, Мишку другие думы обуревали. Два дня назад, когда сдавали коровник, Василь Василич подозвал Геннадия:
— Подберите толкового парня на должность бригадира. В дальнейшем на учебу пошлем, своих специалистов готовить будем.
— Есть у меня на примете такой, — сказал Геннадий, — грамотный, в прошлом на руководящей должности работал.
— Пусть они сами выберут. Это надежнее.
Собрались, потолковали, и ребята выбрали Мишку, хоть Геннадий и предлагал Володьку, — Мишка топор держал лучше, да и сразу было видно, что он больше подходит для этого дела: и не бугор еще, а слушаются его все.
Сейчас, вышагивая, Мишка думал о работе, учебе… о других масштабах жизни.
А у Ваньки недавно мать письмо прислала, три страницы нацарапала — труд-то какой:
«…прямо не знаем, как тебя благодарить за деньги, сокола нашего ясного… в каких ты краях да снегах там, сыночек… залетел в чужую сторонушку… Аришка справила пальто, два платья, одно с пояском, зеленого цвета… дюже ей нравится… крышу бы заменить, но, бог даст, доживем до осени… председатель обещал соломы и лесу по недорогой цене… а туфли ей так к лицу… ходит только по лавке в них… под подушку кладет… приедешь, не узнаешь… невеста…»
«Да-а-а… приехать это на тот год, тыщонок пять привезти. Подарков разных… матери бы макинтош китайский, что у Надьки Магомедовой в магазине висит, Аришке бы тоже…» И он стал подсчитывать, сколько понадобится денег, чтобы мать и сестру одеть с ног до головы. Выходило, тысячи на две, если с мелочами разными. Обстановка для дома. Четыре тыщи хватит.
«Постой, постой, — встрепенулся он, — а как же тогда дом? Если здесь строить? Сколько на него денег уйдет? Зачем же он?.. Хотя стоп… Его можно продать опосля. Дома́-то, кому они только не нужны. Еще больше денег получится…» И он тверже, подлаживаясь под Мишку, стал вбивать каблуки во влажную тропинку.
— Ты кого вызывать с материка собираешься? — не оборачиваясь, спросил Мишка.
— Да не знаю… сестра учится…
— Я не про это.
— А про что?
— Неужели никто в армию не провожал? — Мишка оглянулся. — Ждет, наверно?
— Да ждет, — не понимая зачем, соврал Ванька.
— Меня тоже ждет, — сказал Мишка и поправил фуражку. — Да и тут нарыть можно, если покопаться.
«Копайся, копайся…»
Вот и ковчег. Не заметили, как дотопали. Из него вылез Геннадий. С ружьем, перетянутый патронташем, в рыбацких сапогах.
— Пошабашили? — весело спросил.
— Ну, — отозвался Мишка. — По утей?
— Посижу на вечернем перелете. Сколько по периметру?
— Один двадцать. Значит, завтра жируем?
— Должны. Я спрашиваю: по периметру, то есть по всей протяженности корпуса?
— Я ж и говорю, что один двадцать.
— Отлично. — Инженер зашагал, направляясь к устью реки, на ходу пристраивая накомарник под шапку.
— А дичь сейчас стрелять вроде не разрешается, — заметил Ванька, вытирая сапоги о мешок.
— Кто ж тебе запретит? — откликнулся уже из ковчега Мишка. — Хоть слона стреляй. Камчатка.
«Да-а-а, Камчатка». — Ванька огляделся по сторонам. На западе, где еще виднелся край солнца, горели горы. Их подножия чернели лесом, говорят, непроходимым. В другую сторону лежал океан. Конца ему, видно, нету. И опять встали перед ним золотистые глаза с таящимися в них искорками. Послезавтра опять за щепками придет.
Дядя Саша непослушными пальцами вдавливал клавиши гармони, разламывал ее на колене и хрипло-прехрипло пел:
Надька Магомедова сидела у Магомедыча на коленях, красная, в сбитом на затылок платке, и сменяла дядю Сашу:
И дядя Саша:
А Надька: