— А эта девушка красивая? — не утерпела она.
— Страшная уродина. Но она не придет.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что я не ее жду. Я не назначал свидания этой девушке…
— Так ты думаешь, она не придет?
— Может, и придет — по глупой случайности. Теперь всякое бывает. В любую минуту можно встретить того, кого не хочешь встречать.
Ремешок ее часов был еще теплый, и это походило на непрерывное рукопожатие. Словно он сам держал ее за руку.
Он попросил у нее часы, чтобы наверняка не опоздать. Каждая секунда пятого часа была на счету. Если вдруг испортятся его часы, останутся ее. Иначе все сорвется. Смерть — это вопрос секунды. Успех — тоже. И конечно, вопрос хладнокровия. Сомнений у него больше не было. Он согласился. И ядом запасся не из страха за себя, а из-за того, что могло бы случиться, когда он уже совсем выбьется из сил, перестанет быть самим собой.
— Смотри не испорти часы, мне подарил их отец, — сказала она.
— Не беспокойся. Как это я их испорчу?
На углу стола, возле окна, стояла фотография ее отца. Все, что от него осталось. После пяти часов и он может остаться просто фотографией на углу какого-нибудь стола. Смешно, как это можно существовать и не существовать? Как можно в одну секунду перестать быть тем, чем ты был раньше?
— Никакой девушки нет, — сказал он, чтобы положить конец всяким сомнениям. — Даю слово, — торжественно, почти чопорно прибавил он.
И она поверила.
— Я взял твои часы только для того, чтобы наше время шло одинаково, рядом, вместе… Как в сказке…
Он усмехнулся: ему показалось, что эти слова звучат слишком патетично.
— Вовсе не любовное свидание, — повторил он, хотя в этом уже не было необходимости.
Повторил потому, что хотел остаться приятным воспоминанием, если придется остаться воспоминанием. Потому, что, кроме приятного воспоминания, ему нечего было оставить ей. О любви говорить не имело смысла, неподходящий момент. И потом — слишком поздно.
— Да, я и забыл, — оживился он.
Он и в самом деле забыл. В ранце он привез ей свой гербарий. Гербарий тоже может напоминать о нем. Он очень дорожил им, он любил естествознание. И помнил каждое место, где собирал цветы или растения.
— Дарю тебе свой гербарий, — сказал он. — Я знаю, ты любишь его рассматривать. Мне он больше не нужен, ведь я уже взрослый.
И протянул ей гербарий в твердой, обернутой в синюю бумагу обложке. Большим красным карандашом она написала на первой странице: «Бетховен».
— Как я рада! — Она порозовела и принялась листать гербарий. — Пшеница, — прочла она на первой этикетке. — Triticum vulgare.
Он глядел на бесцветный стебелек пшеницы и думал о том, что мина взорвется в тот самый момент, когда он войдет в устье канализационного стока.
— Георгин, — произнесла она. — Dahlia variabilis.
Он должен положить мину и бежать. Бежать, перепрыгивая через камни. Река высохла.
— Капуста, — засмеялась девушка. — Brassica oleracea.
По мосту он должен проехать, будто прогуливаясь. Он всегда проезжает через мост к излучине реки возле мельницы. Когда он доедет до середины моста, товарищи с обоих берегов откроют огонь по часовым. Он представил себе, как скользнет по быку железнодорожного моста, и ему опять захотелось пить. Мина как будто уже была у него в руках. Ему казалось, что у него сожжены губы.
— Хризантема. Морковь… Они у тебя размещены как попало. Слышишь, Бетховен? Я говорю: они размещены как попало. Никакого порядка.
— Был… Возможно…
— Смотри, мох с дерева! Какой великолепный зеленый цвет, правда? Какой свежий! Где ты его взял?
— В лесочке на Пьятра Веке. Это мох молодой и в самом деле на редкость зеленый… А вот клубника — Fragaria eletilor. Жилки на листе совсем серебряные. Ты любишь клубнику?
— Люблю. И малину тоже.
— Есть и малина. Видишь, какой у нее длинный корешок?
— Ах, картофель! Какой он смешной! Совсем некрасивый, высохший!
— Все они красивы, когда зеленые. Чего можно ждать от мертвого, сухого цветка картофеля — Solanum tuberosum. А здесь он потерял всякий запах, цвет и похож на сорняк. Это глупо, правда?
— Нет, у тебя красивый гербарий… Вот подсолнечник — Helianthus annuus.
Он засмеялся. Его радовало, что ей нравится гербарий. Ему он тоже нравился. Все растения были выбраны удачно, в период цветения — когда они прекрасны, ярки, когда в них пульсирует жизненная сила и словно предвидится плод. В период цветения всякий цветок полон прелести.