Выбрать главу

Хриплый, прерывистый звук, похожий на вой цепной собаки, заставил коней очнуться и нетерпеливо стукнуть копытами. Спердя, с облегчением выпустив хвост лошади, приподнялся было с сундучка, на котором сидел в повозке, чтобы достать оттуда тулуп для сына. Но передумал: что, если ему только показалось, будто он слышал этот вой, а на самом деле ничего не было? Когда ждешь так долго, тебе может и послышаться. Ладно, кони вздрогнули тоже, но разве не могло послышаться и им? Приглушенный грохот и бледный огонек убедили его, что он не ошибся. Поезд со скрипом и стуком буферов подполз к полустанку.

«Совсем не смазан», — подумал Спердя, поджидая сына в повозке, потому что тот знал место, где обычно отец ждал его.

Поезд, так же скрипя, ушел. В нем было совсем тихо, как будто все пассажиры спали или он шел пустой. Туман был слишком густой, и Спердя не видел, сошел ли кто-нибудь с поезда, сел ли кто. Кони потряхивали гривами, отгоняя туман. В темноте вырисовалась мужская фигура и медленно направилась к повозке. В нескольких шагах фигура остановилась и прошептала:

— Леу…

Никто не ответил, и тогда человек трижды хлопнул в ладоши и позвал погромче:

— Леу!

Спердя крепко стиснул вожжи. Это звал не его сын.

— Леу! Джика! — И человек стал перед конями, схватив их под уздцы. — Эй, глупые, не видите меня, что ли? Прикидываетесь, будто не слышите, разбойники?

Он вытащил у коней из зубов мундштуки и по очереди приподнял кверху их головы.

— Одряхлели, не видите уже, кто с вами говорит, да? А может, заважничали?

И он легонько столкнул коней головами, а потом сам боднул их лбом, уронив при этом фуражку.

— Вы с кем сюда пришли? Эй, кто там в повозке?

— Я, — ответил Спердя.

— А, это ты, крестный!

Человек поднял с земли фуражку, надел ее и подошел к повозке, похлопывая Леу по животу.

— Здорово, крестный, — протянул он руку Сперде.

— Здорово, — ответил тот.

— Приехал меня встретить? Вот хорошо. Только почему моих нет? Эх, и дурак же я, откуда им знать, что я вернулся?.. Да и ты приехал на авось, слышал, что многие домой возвращаются…

— Да, — промолвил Спердя.

— А может, ты занял у моих повозку, чтоб встретить кого-то?

— Нет…

— Да, да, ведь у тебя же свои лошади… Слыханное ли дело, эти тихони не узнали меня! Чего доброго, они меня позабыли! Конечно, если шатаешься по белу свету… Ну, да я им о себе напомню… А чего мы ждем?

— Ничего.

— Так вытянем их кнутом, — сказал человек и, не спросясь, взял у Сперди из рук вожжи.

Сел справа на место кучера, где раньше сидел Спердя, устроился на сундучке, уперся ногами в передок повозки и натянул вожжи.

— Но-о-о, разбойники! — сказал он, и кони заплясали на месте, вздернув головы. — Вот так, нечего в землю смотреть, вы не попрошайки. И-их! Вот я вас согрею, чтоб не простыли из-за тумана, — добавил он, повернув повозку и погнав к селу.

Оси поскрипывали, кони шли, как каждому вздумается. Человек в повозке насупился. Он пустил коней медленно, шагом. И молчал. Кони, понурившись, узнавали дорогу по следам.

— Что нового в селе? — спросил наконец солдат. Звали его Тебейкэ.

— Все по-старому, — ответил Спердя, поплотнее запахиваясь в тулуп.

— Братья мои домой не вернулись?

— Не вернулись, болтают, будто их и в живых нет… Или без вести пропали… И о тебе слух прошел, что тебя убили, — сказал Спердя, не называя его по имени, потому что не знал, который это из семи сыновей, прижитых стариком Тебейкэ со своей первой женой. Он всегда с трудом различал братьев, даже днем. Впрочем, их путало все село. Никто не называл их «Тебейкэ», называли «Семь братьев». Семь братьев — Ион, Георге, Николае, Василе, Думитру, Букур и Флоря. Кто из них сейчас правил лошадьми, Спердя сообразить не мог. Всех их он крестил, был посаженым отцом у них на свадьбах, крестил и их детей. Но Спердя не спросил, который же это из братьев, он не хотел злить солдата: еще тот подумает, будто Спердя его забыл.

— Стало быть, пришла на меня квитанция, — засмеялся Тебейкэ. — Э-эй, пошли! — И он привстал.

Кони взяли быстрее. Тебейкэ, чтобы согреться, притопывал, будто плясал на месте сырбу, и кони пытались приноровиться друг к другу.

— Здранга, здранга, — подпевал и приплясывал Тебейкэ, как делал когда-то, чтоб кони бежали рысью, но сейчас они плохо узнавали его голос. — Э-эй, лодыри! — И он начал легонько похлестывать их вожжами по брюху.