Тебейкэ перегнулся через перила мостика и глядел на воду, на звезды, которые точно струились в ней.
— Что за воздух, мама родная, дождь и туман вымыли его, в небе больше ни пылинки… Иди, Спердя, посмотри на звезды.
Тебейкэ размахивал руками над водой и смотрел на звезды в ней. Потом звезды вдруг замутились и слова прозвучали невнятно, утопая в воде…
Спердя с топориком в руке влез в повозку и хлестнул лошадей. Повозку рвануло с такой силой, что она чуть не раскололась пополам. То одна лошадь, то другая ржали, задирая головы вверх. Спердя укутал ноги вынутым из сундучка тулупом и утер рукавом вспотевший лоб. Потом взглянул на часы и подумал, что ни у кого на селе нет таких часов, как у него. Добравшись до дому, он лег спать не евши, хотя знал, что никто ничего не видел. В селе знать не знают, что с ним в повозке ехал его крестник. Вода глубока, и людям известно, что мертвецы не оживают. Он выпил литр цуйки и заснул.
Утром Спердя услышал стук в ворота и выругался про себя, что его разбудили так рано. Собаки лаяли и тявкали — значит, кто-то вошел во двор. Может, приехали сын с приятелем из города, привезли батарейки. Он поднялся с постели и вышел во двор встретить их. Солнце поднялось до уровня окна, и воздух был теплый. Босой, в подштанниках и рубахе, Спердя, потягиваясь на ходу, обогнул угол дома, направляясь к воротам. И тут увидел, что по двору идет солдат, постегивая собак хворостиной. Спердя глянул на него, не зная, чего тому надо, и глаза его приковались к белой тряпке, которой была обвязана голова солдата.
— Проснулся, Спердя? — спросил солдат.
И Спердя остолбенел: это был его крестник.
— Я пришел за повозкой и конями, — сказал тот.
И вывел коней из конюшни и запряг их. Спердя словно онемел. Он не знал, тот ли это, которого он вез со станции, или другой. Все семеро были похожи, всех их прижил Тебейкэ со своей первой женой.
Перевод Д. Шполянской.
НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ
Воды катились плавно и неустанно. Берегом против течения бежали дети. Воды струились сквозь тень тополей, черную, дремотную. Дети держали путь к верховьям реки, шлепали по мелководью, задрав до колен рубахи, брызгались и хохотали. Они были босые, в длинных рубахах, и пареньки, и девчушки. Один пацан — с конопушками — споткнулся и плюхнулся в воду. Рубаха облепила круглую тыкву живота, мокрые волосы заблестели.
— Благода-ать, — пропел конопатый, перевернулся на живот и забил ногами, будто плывет.
Девчонки прыснули и, зачерпнув воды, смочили разгоряченные лбы и шеи.
— Эй ты, выгони волов из люцерны, — велела курносая девчонка мальчугану с щербатым ртом.
Щербатый выскочил на берег, раскинул руки и со всех ног бросился через дорогу, гудя, как самолет. Он выгнал волов из люцерны, а заодно и из кукурузы и вернулся, запыхавшийся, веселый.
— Твой Лунила совсем спятил, муха что ли его укусила? Дерет во всю прыть — не угнаться.
— Он зато породистый, не то что твой Марцой.
— Мой Марцой — гора, он тебе из любой топи воз вытащит.
— А мой Меркан ваших дохлятин — одним копытом!
— Ой-ой, ври да не завирайся.
Небо лучилось светом, уходило высоко-высоко и растворялось в сиянье. Дети задирали головы, солнце, застрявшее на полпути, припекало, слепило глаза.
— Вот мой Жоян — это вол, не чета вашим.
— Ха, — хмыкнула курносая девчонка, — ты на него и залезать-то как следует не умеешь. Лезешь, как на осла.
— Хо-хо, Жояне. — Конопатый зашел к волу спереди. — Стой, Жояне, хо, — так приговаривая, конопатый обхватил его за морду, потом подпрыгнул и уцепился за рога.
Вол пригнул голову, а конопатый, мокрый до нитки, подмигнул товарищам и приказал:
— Стой так…
Вол застыл, опустив голову. Конопатый похлопал его по бокам, пощекотал под брюхом, потом, опершись цепкой ступней о сгиб воловьей ноги, взмыл к нему на спину и уселся верхом.
— Ди-ий! — крикнул конопатый, пришпорив Жояна пятками.
Вол тронулся с места, тяжело, будто слон, а ребята поскакали следом, хлопая в ладоши.
Курносая девчонка закинула руки за голову и повисла на воловьем хвосте. Вол невозмутимо жевал жвачку. Пятками девчонка поднимала дорожную пыль. Вол важно шествовал. Детвора заливалась смехом.
Юркие ребячьи тени скользили по застывшим теням тополей.
— А твой Виорян прямо на борозде засыпает…
— Твой Сымбоан зато больно прыткий…
— А мой Думан самый-пресамый препородистый.
Девчурка с косичками вдруг остановилась и заявила подруге с синими глазами: