Выбрать главу
Милая невестонька. Лента красненька в косе…

Он встал во весь рост в окопе.

Ветер, ветер, прилети, Уложи ее косу, Погуби навек красу…

Он скакнул наверх и пошел по полю под свою песню. Его окликали, кто-то рванулся было за ним, вернуть. Куда там. Думитраке кружился на ходу, прищелкивал пальцами.

У невестоньки венок, Вышита рубашечка…

Все высунули головы из окопа и следили за ним, затаив дыхание. Земля дрожала.

Вышита рубашечка, Белая, нарядная.

Кошка метнулась за Думитраке.

Мать старалася не зря, Обрядила, собрала И за выкуп отдала…

И больше ничего не сказал Думитраке. Мягко упал на землю, не докончив песни. Небо тарахтело, как будто потеряло рассудок. Земля тряслась, от толчков стучали зубы.

И прошло время, и наступила осень. Кошка округлилась. Погибло еще два десятка человек. Учитель ложился спать в кэчуле. Однажды утром они проснулись, запорошенные снегом. Снег шел первый раз, убеляя землю, шинели, лица. Кошка пробежалась по краю окопа, и все со смехом считали за ней следы на пороше. Тут над окопом завязался воздушный бой. Кошка быстро спрыгнула вниз, учитель спрятал ее за пазуху с левой стороны — пусть сидит в тепле, нечего расхаживать. Позволил только голову высунуть, чтоб не задохнулась. Снег посыпался крупными хлопьями, потеплело. Один самолет вспыхнул в упал. Остальные сбросили на землю лишний груз — бомбы. Снег падал кошке на ресницы, на брови учителя. Вместе с товарищами он следил за воздушным боем из окопа. Кошка тоже следила, подрагивая всем телом. Ухнул еще один самолет: черный столб дыма, воронка в земле, снег тут же принялся белить ее и выравнивать. Из другого горящего самолета выскочили летчики. Крохотные стремительные комочки. Раскрылись парашюты и поплыли сквозь густую белую завесу. Один парашют вдруг вспыхнул красным огнем и погас. Видно, занялся от пролетавшего мимо подбитого самолета. В окопе стало жарко. Учителя мучила жажда. Он ел снег. Еще один самолет рухнул. Запылал второй парашют. И летчик, кажется, тоже. Он упал недалеко от окопа, в нескольких метрах. И как будто вонзился в землю. Парашют быстро догорал подле него. Учитель смотрел на человека, ушедшего по пояс в землю. И увидел, что он черный, обугленный. Голова непокрыта. Пепел вместо волос. Но уцелели и рот, и лоб, и ресницы, а глаза глядят не мигая. Словно сидит живой человек, в шутку вымазавшийся черной краской. Хлопья снега закружились у него над головой. Одна снежинка нацелилась на нос, другая — на левое ухо. И его стало заволакивать белым. Воздушный бой кончился. Но где-то вдалеке грохнул взрыв, и тело человека, оседая, рассыпалось в прах. Черным пятном на белизне. А снег все сыпал, и скоро пятно исчезло. Как не бывало. Учитель Попеску вскинул голову и стал хватать ртом снежинки. Потом полез за пазуху погладить кошку. Кошка была холодная.

Перевод А. Старостиной.

ЗОЛОТОЙ ЛАРЬ

Воздух был тих. Он неподвижно парил между голубизной и зеленью. Небо и поле, лицом к лицу, глядели друг на друга и слушали тишину полдня. Жарко не было. Белые сады на околице, казалось, спали. Только желтые пчелы неутомимо сновали сквозь весеннюю тишину. И только Лица, соседка Николае, болтала без умолку. Пришел еще один сосед — его дом тоже стоял на краю деревни, у поля, — и пришла еще соседка, две невестки и зять. Она все болтала; потом как из-под земли возникли два цыгана со скрипками, сын и дочка, внук и два других соседа Николае. Теперь уже не было тихо. Лица размахивала руками и, переходя от одного к другому, рассказывала, что случилось.

— Бедный Николае, не пришлось ему помереть на собственной постели.

Один человек приехал из города, и от него-то Лица и узнала: он своими глазами видел, что из-под мешков торчали одни только ноги Николае. Грузовик двумя колесами застрял в кювете, мотор смяло — врезался на повороте в какой-то другой грузовик. Сам-то человек был из другой деревни, и ему нужно было ехать дальше. С людьми, вытащившими Николае из-под мешков, он лишь на ходу перемолвился словом. Однако заметил, что председатель кооператива лежал под акацией и стонал. У председателя была сломана нога и разорвана рубаха.

— Видно, так им было на роду написано, тетенька, — сказала Лица и трижды перекрестилась.

Во дворе у Николае никто не плакал. Сохраняли спокойствие. Поискали ключи от дома и сарая, но не нашли. Тогда взломали дверь и стали входить: вперед родня, потом соседи и, наконец, цыгане. Поставили на печь горшки и зарезали поросенка. Отослали двоих на кладбище — копать могилу, — а двух зятьев снарядили на телеге за Николае — привезти его домой.