Фарков вскочил, деловито, тоже ласково, поинтересовался:
— На улицу выйдем или здесь места хватит?
— Нет, Ваня. Драки нам маловато будет. Ружье бери…»
«И началась старинная таежная забава, почти забытая, вспоминаемая разве что по пьяному делу да по такой же вот непереносимой ненависти».
Лесная дуэль закончилась ничем. Видимо, не хватило все же взаимной ненависти.
Но вот любовь к Маше настолько осложнила семейную и прочую жизнь Трофиму, что он не нашел ничего лучшего, как сказать жене (Нине), что он боится Машу. А Нине только этого и нужно было, она быстро собрала «женсовет», теперь уже Нина от обороны перешла в наступление. Вот он «оборонительный и наступательный союз против всех», и в этом союзе Трофим нашел защиту от собственного же чувства. Маша в конце концов уехала.
Высота нравственных требований — вот постоянный и неизменный предмет художественного исследования Вячеслава Шугаева, и пусть чувство писательского пути не равновелико и не равнозначно совокупному нравственному поиску нашего современника, однако бесспорно, что оно пролегает в русле этого нравственного поиска, черпает в нем свое содержание и обогащает его своим ответным содержанием, преломленным через художественное восприятие действительности. Поначалу Шугаев как-то меньше щадил своих героев и меньше щадил читателя, отсюда и шли категоричность нравственных требований героев, жесткость авторской позиции и сюжетная завершенность конфликтов. Постепенно максимализм внешних требований уступает место в его произведениях максимализму требований внутренних, и нравственный поиск героев при всей кажущейся его незавершенности обретает все более глубокое содержание, размыкаясь на широкий диапазон нравственных исканий нашего современника.
Дружба, если это не просто приятельство или сообщничество, любовь, если это не просто «оборонительный и наступательный союз против всех», есть чувства, предполагающие предельную требовательность к себе и друг к другу.
Мы порой слишком фетишизируем коллектив. Да, безусловно, коллектив помогает личности реализовать себя, но коллектив — всего лишь хранитель нравственных норм и жизненных обычаев, и если человек опускается ниже этих норм или если внешне проявляет себя так, что окружающим кажется, будто он опустился ниже этих норм, то в этом случае и возникает конфликт между коллективом и одним из его членов. Нет, коллектив вовсе не нивелирует личность, в своих требованиях он как бы учитывает потенциальные возможности каждого, но… только учитывает. Так, к примеру, Лев Толстой, опубликовав первые произведения, обнажил свои потенциальные творческие возможности и взял своего рода моральные обязательства перед широкими читательскими и литературными кругами и поэтому в дальнейшем без урона для собственного престижа писать хуже уже не мог, вернее, не имел морального права.
Таким образом возникает ответственность личности перед коллективом и ответственность коллектива перед личностью. Да, коллектив как бы наложил на молодого Льва Толстого обязательство писать «не хуже» и вправе был ожидать, что Лев Толстой будет писать «еще лучше». Но никакой коллектив никогда не мог предъявить такое требование: «Напиши „Войну и мир“!» Такое высокое, «невозможное» требование человек может предъявить себе только сам и еще его могут предъявить друг или любящий человек. Разумеется, в данном случае мы имеем в виду не конкретное написание «Войны и мира», а масштаб реализации собственного творческого потенциала.
Герой рассказа В. Шугаева «Помолвка в Боготоле» Григорий Савельевич, с точки зрения своего рабочего коллектива, вряд ли заслуживает каких-либо упреков, но вот более высокой моральной проверки он не выдерживает: дружбу он свел к приятельству, а любимая женщина отворачивается от него с презрением.
Григорий Савельевич — по образованию он врач — польстился в свое время на посулы и вот теперь вынужден заниматься административной деятельностью. Да, он еще надеется вернуться к живой врачебной практике, однако с каждым годом его надежды носят все более самоутешительный характер. И вот Григорий Савельевич встречает Ирину Алексеевну — врача не только по образованию, но и по роду своей деятельности. Возникшее поначалу робкое чувство к Ирине Алексеевне постепенно разрастается и в конце концов, встретив ответное чувство, обретает многие признаки настоящей любви.
Перед самым знакомством с Ириной Алексеевной, ну буквально за несколько минут до того, Григорий Савельевич признается своему бывшему однокашнику: