Некоторое время Ти Фео обалдело смотрел на женщину, потом вдруг на цыпочках подкрался к ней — впервые, с тех пор как Ти Фео вернулся в деревню, он крался на цыпочках, — тихонько переставил кувшины и опустился рядом с ней на землю.
Тхи Но вздрогнула и очнулась — мужчина навалился на нее. Она инстинктивно попыталась освободиться, потом, уже окончательно проснувшись, узнала Ти Фео и, тяжело дыша, стала отпихивать его.
— Пусти!.. А то закричу… Народ созову… Слышишь? Пусти!..
В ответ Ти Фео захохотал. Как? Она хочет созвать народ? Но ведь до сих пор он один вопил на всю деревню, собирая любопытных. А она вздумала оспаривать его право?
И тут, совершенно неожиданно, он дико заорал, призывая на помощь. Он кричал так, будто его режут, но не выпускал из своих объятий женщины. Тхи Но широко открыла глаза от изумления и перестала сопротивляться. Чего это он кричит? Ти Фео не унимался. Однако люди, слава богу, давно привыкли к его воплям: обругают Ти Фео спросонок и снова заснут. Что, в самом деле? Одному нравится петь, другому — кричать; ну и пусть орет на здоровье. Только потревоженные собаки заливаются в ответ яростным лаем.
Вдруг Тхи Но рассмеялась. Она продолжала ругаться и колотить Ти Фео по спине, но теперь уже ласково, и все крепче и крепче прижимала его к себе. Вскоре они уже смеялись вместе…
Младенцы засыпают, насытившись материнским молоком, взрослые — натешившись ласками. Они спали рядом, и, казалось, так крепко, как никогда раньше. А над ними по-прежнему бодрствовала луна, по-прежнему легкая рябь воды вспыхивала мириадами золотистых искр.
Но вот Ти Фео проснулся и приподнялся на локте. Его тошнило, он ощущал такую слабость в теле, будто не ел три дня. Вздувшийся живот немного болел. Ти Фео понять не мог, что с ним стряслось… Ну конечно, живот схватило! Боль становилась все острее, Ти Фео даже скорчился. От дуновения ветерка его бил озноб. Ти Фео хотел подняться, но не смог и громко застонал от боли. Стоны раздавались все чаще и чаще…
Ти Фео засунул два пальца в рот. Сперва шла только слюна, потом наконец его вырвало. Тхи Но проснулась, села и с недоумением уставилась на Ти Фео. Она туго соображала и не сразу вспомнила, что с нею произошло.
Ти Фео в изнеможении опустился на землю, и снова его начал бить озноб. Глаза его помутнели…
Только теперь Тхи Но все поняла. Она положила руку на грудь Ти Фео и спросила:
— Не легче тебе?
На какое-то мгновенье Ти Фео задержал свой взгляд на лице женщины, затем снова бессмысленно уставился в пространство.
— Домой пойдешь?
Он попытался кивнуть головой, но не смог, только ресницы его слегка дрогнули.
— Ну так вставай!
Однако об этом и думать было нечего. Сильные руки Тхи Но обхватили Ти Фео и помогли ему сесть, потом с трудом поставили его на ноги. Ти Фео обнял ее за шею, и так они добрались до хижины. Кровати не было. Тхи Но уложила его на бамбуковый топчан и укрыла валявшимися на полу рваными циновками.
Ти Фео согрелся, перестал стонать, как будто бы даже задремал. Тхи Но тоже стало клонить ко сну, но проклятые москиты не давали покоя. Тхи Но подумала о блузе, оставшейся на берегу, и отправилась за ней. Надевая блузу, она увидела кувшины и вспомнила, что собиралась принести домой воды. Тхи Но наполнила их и понесла к себе в хижину.
Луна еще не зашла, и до утра было, наверное, далеко. Тхи Но решила, что можно еще поспать, и улеглась в постель. Однако удивительные события минувшего вечера никак не давали ей покоя. Вспомнив все как следует, она рассмеялась и долго ворочалась с боку на бок — сон как рукой сняло…