Выбрать главу
* * *

— Хочешь того или не хочешь, а деньги все вышли, господин учитель, — обращаясь ко мне, сказал старик, с грустью покачав головой. — Только однажды меня свалила болезнь, и болел я ровно два месяца и восемнадцать дней… И за эти два месяца и восемнадцать дней я не заработал ни одного су, а сколько пришлось потратить на лекарства, да и на еду тоже!.. Попробуйте, господин учитель, прикиньте, сколько денег на это ушло?..

После болезни старик сильно ослаб, исхудал и не в силах был выполнять тяжелую работу. В деревне уже никто больше не делал ниток, поэтому ткачество пришлось бросить. Многие женщины сидели без работы. Вот так старый Хак оказался не у дел. Ко всему еще буря беды наделала: все посевы овощей погубила. После стихийного бедствия старик ничего не продал со своего участка, а цены на рис без конца повышались. Старик и собака съедали в день риса на три хао, и очень скоро в доме старика стало голодно.

— А собачка-то моя, господин учитель, оказалась попрожорливее меня. Каждый день на рис для нее я трачу по полтора-два хао, — где напасешься таких денег? Если же кормить плохо, собака быстро похудеет, придется задешево ее продать. Сейчас она упитанная, за такую можно дорого запросить, очень многим покупателям нравится моя собака…

Старик приумолк на мгновенье, прищелкнув языком от огорчения.

— Нет, видать, надо сейчас ее продавать. Сколько дадут, столько и будет. Нынче у меня каждый хао на счету, и делаю я это ради своего сына. Если я сейчас буду много тратить, то погублю сына. Нет, ничего теперь не поделаешь…

* * *

На следующий день старый Хак пришел ко мне домой и сразу с порога выпалил:

— Все, господин учитель, продана моя собачка, кончено с ней.

— Ты продал собаку?

— Да, ее уже поймали и унесли.

Старик бодрился, но его улыбка походила на плаксивую мину, да и в глазах блестели слезы. Мне хотелось обнять старика, подбодрить его. Теперь мне вовсе не жаль было тех пяти книг, как прежде. Мне было жалко старика, и я спросил его, чтобы хоть как-то поддержать разговор:

— Как же они ее поймали?

Лицо старика вдруг сморщилось, глубокие морщины сошлись на переносице, из глаз потекли слезы. Голова его склонилась набок, рот скривился, еще мгновенье, и он громко зарыдал.

— Ох, несчастье, господин учитель! Не знаю, догадывалась ли она? Я позвал ее, она тотчас же прибежала, стала вилять хвостом. Я дал ей поесть. Когда она уплетала похлебку, этот недотепа Мук выскочил из дому, схватил ее за задние лапы и быстро поднял вверх. Так вот этот Мук вместе со своим дружком Сиеном в один момент связали бедную собачку. Тогда-то она поняла, что пришел ее смертный час! Ох, господин учитель! Она ведь у меня из умной породы. Все молчала, словно осуждала меня, потом скулить стала, смотрит на меня, будто сказать хочет: «Ах, вот ты какой подлый старик! Мы с тобой вместе ели-пили, а ты вон как со мной поступил!» Стар я стал, потому собаку и обманул… Ведь она подумала, что я ее предал…

Я стал утешать старика:

— Это тебе так кажется. Собака ничего не понимает. Да и выращивают собак разве не для продажи? Если ее убивают, так ведь судьба у нее такая. Вот она и перерождается для другой жизни…

Старик запричитал:

— Правильно вы говорите, господин учитель. Судьба собаки тяжелая, и мы поступаем с ней так, чтобы она переродилась для другой жизни, чтобы сотворить судьбу человека. Коли повезет, то, может, и посчастливится… Человеческая судьба, как моя, например…

Я посмотрел на старика и перебил его:

— Такова судьба любого, старик. Ты думаешь, я счастливее?

— Тяжкая судьба у человека! Как же мы должны творить свою судьбу, чтобы достичь подлинного счастья? — Старик рассмеялся и тяжело откашлялся.

Я обнял его и ласково сказал:

— По-настоящему счастливых судеб не бывает, но есть в жизни она замечательная вещь. Ты посиди немного здесь на топчане, отдохни, а я пойду сварю несколько клубней батата и приготовлю крепкий чай. Поешь, выпьешь чайку, покуришь лаосского табаку… Вот тебе и счастье.

— Да, вы правильно говорите, господин учитель. Именно в этом для нас счастье. — Старик промолвил это и замолчал, затем вежливо рассмеялся. Хотя смех его был принужденным, в нем чувствовалась искренняя доброжелательность.

— Ну что? Не так ли, старик? Ведь верно же я говорю. Ладно, посиди здесь, а я приготовлю еду и чай принесу.

— Вы все шутите, господин учитель. Не надо, лучше в другой раз…

— С какой стати мы будем откладывать на другой раз? Никогда не надо откладывать счастливые минуты. Я очень быстро все приготовлю.