Пройдя мимо нескольких домов, она опять очутилась в пустынном саду. Темные ветви деревьев метались в лучах электрических фонарей, наполняя сердце Бинь смутной тревогой. Вдруг Бинь вся похолодела и оглянулась: ее нагонял какой-то человек. Бинь ускорила шаг, человек тоже пошел быстрее, через минуту он поравнялся с ней и негромко сказал:
— Эй, девушка! Не спеши так, давай поговорим.
Его миролюбивый тон немного успокоил Бинь. Она подняла глаза и узнала молодого человека, сидевшего в тележке рикши, — он, правда, успел переодеться. Бинь молча окинула взглядом его необычный европейский костюм: узкий пиджак из фиолетового сукна, легкие, будто шелковые, брюки до пят, диковинную фетровую шляпу; на шляпе поблескивал значок, похожий на солдатскую кокарду. Бинь вдруг вспомнила женихов из богатых семейств, когда они, нарядившись в такие же вот костюмы, являлись к ним в деревню сватать девушек. Она отвернулась и быстро пошла прочь.
Незнакомец тут же оставил свои приличные манеры и схватил Бинь за руку. Глаза его заблестели.
— Куда ты шагаешь, малютка? Тебе не скучно одной, а?
— Оставьте меня, господин, прошу вас, — дрожащим голосом ответила Бинь.
— Ловко у тебя выходит: «господин»! К чему это?
— Умоляю вас, господин!
— Да ладно, давай на «ты»!
Бинь, дрожа всем телом, из последних сил попыталась вырвать руку, но он обнял ее за шею и грубо поцеловал в щеку.
Дорога была безлюдна, ветер печально бормотал в мрачных кронах пальм, луна скрылась за черными облаками.
«Господин» поднял Бинь на руки и, не обращая внимания на ее мольбы, побежал с нею в заросли. Она закричала, но резкий порыв ветра заглушил ее голос.
Он грубо бросил Бинь на траву. Она снова закричала, обхватив руками живот и крепко сжав колени. Потом попыталась лечь на живот, лицом во влажную траву. Но он опять перевернул ее на спину. Тщетно Бинь отбивалась изо всех сил, с каждой минутой руки и ноги ее слабели, голос звучал все глуше. Подняв голову, Бинь с надеждой огляделась вокруг, на улице не было ни души. Тогда она стиснула зубы, отвернула лицо и крикнула:
— Господи Иисусе, спаси меня!
Мужчина захохотал, передразнивая Бинь. Лицо его касалось ее щеки, он целовал и кусал ее, тяжело дыша в лицо душным перегаром. Глаза его помутились, с губ капала слюна…
Вдруг вдали показались несколько велосипедистов, они быстро приближались. Фары бросали на асфальт длинные дрожащие лучи. Один луч, словно ища кого-то, вонзился в самую гущу зарослей. Бинь крикнула:
— Господа! Спасите меня! Спасите меня!..
Не успела она закричать снова, как парень, испугавшись, вскочил и скрылся в темноте. С трудом придя в себя, обрадованная неожиданным избавлением, Бинь торопливо подобрала свой узелок, валявшийся в траве, и выбежала на дорогу. Дул сильный ветер. Люди, ехавшие на велосипедах, ничего не слышали и теперь удивленно рассматривали выбежавшую из-за деревьев женщину. А она, стараясь держаться так, словно ничего не случилось, медленно зашагала по улице.
Сердце ее громко стучало. О, как здесь ужасно! Обессилев, Бинь остановилась у широкого крыльца какого-то дома и присела на ступеньки передохнуть. Улица казалась вымершей. Часы в доме гулко пробили одиннадцать. Ах, отчего эта ночь так нескончаемо длинна? Ночь, одна ночь тяжелее и горше целого года ее печальной связи с Тюнгом!
Бинь прислонилась спиной к углу дома и, спрятав лицо в ладони, попыталась забыться, но страшные образы минувшего снова и снова бередили ее душу. Она чувствовала себя разбитой и усталой, ведь она весь день провела на ногах.
После борьбы с этим мерзавцем у нее дрожали колени, внутри все ныло, пустой желудок сводило от голода. Ночной ветер убаюкивал ее, она закрыла глаза и задремала.
Неожиданно послышался детский плач, похожий на кошачье мяуканье. Звук этот, казалось, взволновал полуночное небо. Бинь широко раскрыла слипавшиеся глаза и сразу вспомнила своего малыша. Жестокость родителей и бесчеловечность обычаев разлучили ее с сыном. Кто знает, сможет ли она когда-нибудь снова прижать его к сердцу. Бинь тихонько заплакала. Вскоре ребенок умолк, но она все думала о том, что вот за этим малышом есть кому присмотреть, а кто встанет ночью к ее ребенку? Несчастный, обездоленный пасынок! Как бы он ни плакал, как бы ни просил хоть каплю материнского молока, никто не подойдет к нему, и даже если для него найдется кормилица, она будет угощать его только шлепками, чтобы сорвать на нем свою злость.