После уроков Тхань усаживалась на свой мотороллер и вихрем уносилась со двора. А стоило ей переступить порог школы, со всех сторон неслись приветствия — она со всеми была знакома и с парнями держалась непринужденно. На уроках наш стол был завален записочками, парни просто не давали Тхань проходу.
Но нередко я видела, как Тхань уезжала одна, отделавшись от поклонников. Иногда она приходила в класс очень грустная, усталая и тяжело опускалась на стул. На уроках Хоа и Тана, когда они рассказывали о Северном Вьетнаме, Тхань обычно сидела глубоко задумавшись, и как-то раз, когда ее вызвали, она так вздрогнула от неожиданности, что все рассмеялись. Ребята, вспоминая этот случай, еще долго подтрунивали над ней.
Я и сама не заметила, как привязалась к Тхань, и обычно с готовностью помогала ей, если она просила меня о чем-нибудь. Однажды после уроков она убежала от своей компании и поехала со мной, сказав, что хочет поговорить. Я в то время жила во дворе храма Линьван. В центре Сайгона улицы широкие и оживленные, но стоит свернуть в любой переулок, как сразу же начинаются грязь и полуразвалившиеся хибары. Храм Линьван, где я жила, находился как раз в одном из таких переулков. Доехав до своего поворота, я остановилась и слезла с велосипеда.
— Ты здесь живешь? — спросила Тхань.
Мне не хотелось что-либо скрывать от нее, и я сказала, что живу во дворе храма, у своих родственников. В тот раз Тхань не зашла ко мне. Но в праздник Осени[5], вечером, когда я уже легла, собираясь почитать перед сном, я вдруг услышала, что кто-то зовет меня с улицы:
— Фыонг!
Я вскочила со своего топчана и вышла во двор. Это была Тхань.
— А я пришла тебя проведать. Можно?
Я не могла отказать ей и предложила войти в дом.
В тот день на улицах города царили шум и оживление. Но здесь, в храме, было, как всегда, мрачно и очень тихо, несмотря на молящихся.
Я занимала маленькую каморку с тонкими деревянными перегородками и старой черепичной крышей. Боковая дверь вела в общую комнату. Эта комната соединялась еще с тремя крохотными комнатушками, в которых жили мой дядюшка Нам — сторож при храме и его жена — она торговала ситцем. Моя комнатка была настолько тесной, что в ней, кроме топчана, не помещалось ничего.
Я провела подругу в дом и познакомила со всеми. Когда пришли в мою комнату, Тхань протянула мне бумажный сверток.
— Это тебе подарок из Северного Вьетнама!
Я удивилась. Быстро развернув газету, я увидела рисовый пирог розового цвета, завернутый в банановый лист. Я с изумлением рассматривала пирог, а Тхань, опустившись на топчан, проговорила:
— Как грустно!
Я присела рядом с ней.
— Почему ты так говоришь?
Тхань ничего не ответила и спросила совсем о другом:
— Почему ты никогда не ходишь гулять?
Я повернулась и посмотрела в приоткрывшуюся дверь. Лунный свет освещал мощеный двор храма, черепичные крыши построек и деревья, растущие вокруг храма. Луна в этот вечер была необычно яркой — словно весь ее свет был направлен только на наш город, а не будь города, не было бы и лунного света.
Я смотрела на яркий диск так, будто впервые видела луну. Мне казалось, что я нахожусь где-то далеко-далеко, совсем одна среди огней вечернего города и лунного света. Мне хотелось сказать подруге: зачем идти еще куда-то от такой красоты? Но Тхань не видела ничего, она неподвижно лежала на топчане и глядела в потолок — там, сквозь щели дырявой кровли, лунный свет едва пробивался. Мне хотелось поговорить с Тхань, но она вдруг глубоко вздохнула и снова повторила: «Какая тоска!» Потом резко вскочила с топчана и потребовала, чтобы я отведала праздничного пирога. Не успела я и рта раскрыть, как она начала рассказывать о том, как проходит праздник Осени в Северном Вьетнаме, в Ханое. Потом она принялась рассказывать о Сайгоне, о своих школьных друзьях.
В эту ночь Тхань была непохожа на себя, она становилась то шумной и веселой, то молчаливой и печальной. Такой я еще не знала нашу Брижит Бардо.
Вскоре у меня в школе стало много друзей. Я находила их во время походов и экскурсий, которые мы часто устраивали, или же на занятиях кружков, на спектаклях самодеятельности. Так с Хонг Лан я познакомилась на занятиях математического кружка, где я была старостой. Занимались в кружке ребята из разных классов, но больше всего из седьмого и восьмого. Нам приходилось особенно помогать ребятам из восьмого, которым надо было сдавать хвосты по математике за седьмой и одновременно успевать по программе восьмого. Больше всего я подружилась с Хонг Лан, она была старостой седьмого класса, страстной любительницей походов и самодеятельности, — это она меня уговорила участвовать в школьной самодеятельности. И с Хоангом еще я подружилась, он был старостой нашего восьмого класса. А когда Хонг Лан и Хоанг уговорили меня пойти в поход, я, в свою очередь, пригласила Тхань.