Выбрать главу

«Сообщаю вам, что выхожу из числа членов вашего общества. У меня на плечах своя голова, и я не нуждаюсь в менторах по вопросам моего отношения к коммунизму, от которого нас, писателей и членов литературной секции «Умелецкой беседы», пытается оградить ее руководство. У словацких писателей есть не только право, но и прямая обязанность интересоваться славянами, а значит и Россией, открытыми глазами смотреть на социальные бои у нас на родине и черпать из них материал для своего творчества»[2].

1939 год — год создания марионеточного Словацкого государства под эгидой Гитлера — трагическая страница в жизни Словакии. Тайовский, Есенский, Надаши-Еге были теми, кто занял непримиримую позицию по отношению к фашистскому режиму. Тайовскому не удалось дожить до светлых дней освобождения родины. Смерть Тайовского (20 мая 1940 г.) пришла неожиданно и была горем не только для его близких и друзей, но для всего словацкого народа. Его похоронили в родном Тайове.

Жизнь Тайовского — человека и писателя — гражданский подвиг, навечно оставшийся в памяти народной. Его творчество стало крупнейшим новаторским вкладом в историю словацкой литературы, подняло на новый уровень служение словацкой литературы интересам народа.

О. Белозерова

До последнего часа

— Когда я брал в жены вашу бабушку, мне аккурат сравнялось восемнадцать лет и шесть месяцев…

Такими словами сотни, а может, и тысячи раз покойный дед — пошли ему господь царство небесное! — начинал рассказы о своей жизни.

А я, пока был мал, принимался с ним спорить, дескать, как же так — ведь тогда, глядишь, и мне через пять-шесть лет придется жениться.

— Погоди, и женю тебя метлой иль кочергой, — подавала голос от печки бабушка, — обихожу тебя метлой, коль не принесешь мне, наконец, воды! (Или — постного масла, соли — словом, то, чего у нее не оказалось под рукой.)

Я, понятно, отправлялся, за чем посылали, а насчет моей женитьбы мы, дескать, договорим, как вернусь, но к тому времени разговор шел уже совсем об ином.

Само собой, надо было выяснить, и дедушка обстоятельно объяснил мне, отчего прежде женились и выходили замуж раньше, чем это дозволено теперь. В основном потому, что наша деревня поставляла только полрекрута; и почти всегда находился сыночек, которого «собственные родители слушаться не хотели», вот он назло им и шел в солдаты. Ну, а в крайнем случае наша деревня заодно с соседней нанимала какого-нибудь батрака, и он шел служить за нас.

Шло время, я рос, и теперь, стоило дедушке начать свое излюбленное: «Когда я брал в жены вашу бабушку…», я с усмешкой перебивал:

— Разве вы бабушку брали в жены? Она, наверное, тогда не бабушка была, а молодая, раз и сейчас моложе вас.

— Ишь, болтун, он еще будет насмехаться надо мной. Этому-то учат тебя в школе…

Дедушка любил веселье и часто рассказывал смешные вещи, но таких шуток не понимал. Смеяться — так и впрямь чему-то смешному, а не просто скалить зубы. Таков он был по натуре — со всеми говорить прямо, без уверток и лишних слов, потому что голова у него всегда была полна забот и всяческих планов. И лишь дома, в кругу семьи, слыша, как мы смеемся, он и сам веселил нас чем-нибудь. Сам он при этом не смеялся, мысли его и тогда были заняты серьезными вещами, — бывало, у нас веселье в самом разгаре, а он вдруг прерывает его вопросом:

— Ну, так что утром? На чем порешили? С чего начнем?

Бабушка в ответ пыталась его урезонить:

— Ты сперва доживи до утра-то, неугомонный, а то, ишь, заботится на полгода вперед, что и когда будем делать.

— Хороший хозяин тот, кто рассчитывает так, будто проживет сто лет, — отвечал обычно дедушка.

Он всегда был занят делом, руки его не знали покоя. Зимой, когда в поле не было работы, он что-нибудь мастерил, готовил дранку, а то щеколды возьмется новые делать для садовых калиток; то чинит грабли, обстругивает ручки для кос, вырезает поварешки. А если вдруг случится, что уж вовсе никакого занятия не находилось, принимался выбивать топорища из старых топоров, заменяя их новыми, менял ручки у мотыг. Когда наступала пора откорма свиней, он уже недели за три до убоя принимался строгать щепки, на которые закручиваются завязки ливерных колбас; сушил и толок перец и другие пряности для колбас.

вернуться

2

J. Gregor-Tajovský v kritike a spomienkach. Bratislava, 1953, s. 770.