— М-ммы не с-себе… М-ммолочный з-завод… М-ммолоко с-скисало… Уб-ббыток…
Старик пояснил:
— Сынки, на нашем молочном заводе дрова кончились. Десять тысяч литров молока могло скиснуть. А тут — бревна. Пришлось взять. Большой убыток мог произойти.
— К-казенное пошло на к-казенное, — добавила девушка и окинула Дорига таким неприязненным взглядом, что даже мне стало неловко. Я про себя порадовался, что не мне предназначался этот колючий взгляд.
— Милейшая заика, — как ни в чем не бывало продолжал свое Дориг, — какое мне дело до вашего молока. Скисло оно или не скисло. Хоть на землю его выливайте. Можете на архи перевести. Даже еще лучше. Меня позовете — не откажусь. А лес к вашему молоку не относится. Украли бревна? Платите. Понятно?
Я решил выручить девушку.
— Ладно, Дориг, пошли. Они ни в чем не виноваты. Тебе же объяснили.
Дориг моментально, словно рысь, обернулся ко мне и, захлебываясь словами, закричал:
— Щенок! Чего лаешь? Ты что, забыл о своем трудовом героизме? Мы, значит, должны отдавать этим разбойникам с таким трудом добытые бревна?
Девушка вцепилась в руку Дорига.
— Х-хватит! Мы з-заплатим. Ч-чем вам з-заплатить? С-сколько?
— Деньгами, — усмехнулся Дориг.
Кровь бросилась мне в лицо. Я замахнулся… Дориг отлетел на несколько шагов и свалился в грязь. Девушка уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Я и сам растерялся от своей дикой выходки и, стараясь не смотреть на девушку и старика, схватил сутунок, который так и лежал перед нами, поволок его к телеге.
— Везите дрова к себе. В следующий раз захвачу для вас несколько бревен и оставлю здесь. Нет, я лучше дрова привезу, чтобы вам не пилить…
Сам не знаю, как у меня вырвались эти слова.
Девушка разулыбалась.
— В-вы часто гоняете плоты?
— Каждую неделю.
— Где вы работаете?
Что сказать? Соврать? Не смог. Бухнул:
— Я заключенный. — И бегом к плоту.
Девушка крикнула вслед:
— З-заходите к нам.
— Наша юрта крайняя слева, — добавил старик. — Молока нальем.
— Спасибо, дедушка!
Я столкнул плот и вывел его из протоки в русло Еро.
Дориг забился в будку и носа не высовывал. До самого конца пути мы с ним и словом не перекинулись. Куда только девалось его нахальство, грубость. Почувствовал, должно быть, что больше я ему спуску не дам. Еще до того, как я сдал плот, смотался на лесовозе, не дождавшись меня. Гнать со мной следующий плот наотрез отказался. Не знаю, чем он объяснил свой отказ. Я не допытывался. Меня это вполне устраивало. Зачем мне нужен был этот бездельник, за которого надо было работать да еще готовить для него еду, обстирывать его, выслушивать бесконечную ругань, ждать во время остановок, пока он наберется… Пользы от Дорига не было ни на грош. Я мог вполне справиться и один. Мне разрешили. Составил я такой же плот из пяти звеньев и пустился в путь.
Здорово! Набрав скорость, плот устремился вниз по Еро. Только берега мелькали. Река, должно быть, понимала, что я тороплюсь, и, как могла, помогала мне. За каких-нибудь двое суток, даже меньше, доплыл до протоки, у которой обещал оставить дрова. А какие дрова! Уж я постарался — отобрал самые сухие поленья. Смолистые, без сучков.
Учалился возле старого, склонившегося над водой тополя, перенес дрова к самой дороге. Спускаясь к берегу, заметил, что в засохшей грязи остались отпечатки маленькой босой ступни. Рядом были и другие следы — крупнее, но я не мог отвести глаз от следов почти детской ножки. Стоял и разглядывал их, будто диво какое-то… Казалось, я вижу не этот отпечаток на земле, а широко распахнутые глаза, длинную черную косу, мягкий овал нежного лица, слышу проникающий в самое сердце голос…
Приложил ладонь ко лбу, чтобы не слепило солнце, и долго всматривался в видневшиеся поодаль юрты, стараясь угадать, какая же из них «крайняя слева», в которой живет Она со своим дедом. Подумал, что и девушка, может быть, так же поглядывала на Еро, ожидая меня. А вдруг она и сейчас смотрит?.. Но на это нечего было и рассчитывать. Нужен я ей! Дернуло за язык ляпнуть, что я заключенный…
И все-таки радостное, восторженное чувство не покидало меня. И на следующей неделе я снова нагрузил плот сухими дровами. Плыл, торопил плот и реку, что несла его на своих волнах, и думал только о ней. А время словно остановилось. И плот будто застревал то и дело, крутился на одном месте, и река чуть ли не вспять текла… Однако через те же неполные двое суток плот благополучно приплыл к тому же старому тополю. Наспех завязал чалку и бросился туда, где оставлял дрова. Их не было. Зато на берегу протоки стояла Она. Увидела меня и разулыбалась.