— Б-благополучно п-прибыли?
Как это у нее славно выходит! Даже хорошо, что немного заикается. Мне бы ответить ей, поздороваться, а я растерялся и спросил:
— Вы взяли дрова, которые я привез?
— А как же!
Она опустила глаза, явно смущаясь тем, что я обратился к ней на «вы». Только теперь я заметил, что она принарядилась. На ногах были новые черные туфли со шнурками, голова покрыта цветастым шелковым платком. Легкий, чуть длинноватый зеленый дэли стягивал в тонкой талии оранжевый пояс. Девушка справилась со смущением, хотя слишком уж откровенно я пялил на нее глаза.
— Я в сомон собралась, да никак попутной машины не дождусь…
— И ни одного лесовоза не было?
— Н-нет. — Она бросила взгляд на привязанный к тополю плот. — Вы разве один п-плывете?
— Один.
— А-а, — протянула она, кивнула головой, будто это очень ее удивило, и спросила: — А п-почему вы в прошлый раз не зашли к нам?
Как было объяснить? Конечно, мне хотелось зайти. Я не решился. И потому, что ляпнул тогда про себя. И еще думал, что меня могут заметить. Кто-нибудь решит, что я сбежал. Мало ли что могут подумать и сказать люди… Короче говоря, не зашел. И оправдываться не стал.
— Вы все время с-спешите, — вздохнула девушка. — Я в тот раз в-видела вас. Вы тоже долго не с-стояли.
— Так вы меня видели? — воскликнул я.
— Н-ну да. Сразу п-пришла на берег, а вы уже уп-плыли… — Видимо, испугавшись своей откровенности, она поспешно добавила: — И сейчас вы, наверно, с-спешите?
— Что вы! Никуда я не тороплюсь!
— Если я не п-помешаю, возьмите меня с собой. С-сколько можно ждать эту м-машину.
— Поехали! — Душа моя ликовала. — Только мы будем долго плыть. И потом… на плоту не очень удобно.
— Лишь бы доехать, а на чем — не так уж важно. — Она сделала небольшую паузу. — Если ваш плот такой уж тихоходный, не будем з-задерживаться.
Она присела и стала развязывать шнурки, собираясь перейти протоку вброд.
— Давайте я вас перенесу.
Девушка, словно ребенок, протянула обе руки, обхватила шею и повисла у меня на спине. Ее маленькие груди, словно отшлифованные речные гальки, упирались в мои голые плечи и жгли их. Я даже не дышал, пока нес ее до плота.
И вот плот уже на середине Еро, и мы плывем. Вдвоем! Такого я и представить не мог.
Пока я, стараясь изо всех сил, показывал свое умение править шестом, девушка расхаживала по плоту, глядела на волны, по которым под яркими лучами солнца бежали разноцветные блики, и это доставляло ей большое удовольствие. Потом она подсела ко мне, трогала тонкими пальцами пену, проникавшую между бревнами из-под плота, посматривала с улыбкой на меня, о чем-то задумалась и устремила взгляд на далекий горизонт. Я тоже стал смотреть туда. Мы обменивались какими-то фразами. О чем говорили — не помню. Заметил только, что она совсем перестала заикаться…
Уважаемый читатель! Пока герои этого повествования смотрят вдаль, думают свои думы и разговаривают между собой, разрешите сказать несколько слов от себя. В какой-то книге я вычитал, что, когда наступает высшая точка душевной радости, даже немой человек может заговорить. А уж слегка заикающийся просто забывает об этом недостатке своей речи. Ничего сверхъестественного в этом нет. Не так ли? Конечно, об этом не догадывались ни ошалевший от счастья Дордж, ни хрупкая девушка, имени которой мы до сих пор не знаем. Ну а теперь пусть наши герои продолжают прерванную беседу.
— Вы долго пробудете в сомонном центре?
— Нет, завтра же надо вернуться. — Она задумчиво посмотрела на меня и спросила: — Скажите, почему вам пришлось заниматься этой… работой?
Застигнутый врасплох, я не сразу смог что-нибудь ответить, но потом рассказал ей о себе все. Не забыл сказать и о том, что надеюсь скоро освободиться из заключения. Досрочно.
Девушка ни о чем больше не стала расспрашивать. Некоторое время мы оба молчали. Потом она поднялась и направилась к будке.
— Я сейчас сварю чай.
Какое это было наслаждение! Что это был за чай! Я будто вкусил все земные блаженства. Впервые узнал я, что, к чему бы ни прикоснулась женская рука, все становится необыкновенно приятным и ласковым. И огонь в бочке-печурке пылал ярче и жарче, и обыкновенный черный чай был таким ароматным, что хотелось его пить и пить.
— Какой все же злой человек был тогда с вами, — вдруг произнесла она. — Я боялась, что вы вместе с ним рассердитесь на нас.
Мне и вспоминать о Дориге не хотелось, хотя ему-то как раз я больше всего был обязан своим счастьем: оказался вместе с такой девушкой! А она продолжала, словно воробей, щебетать: