От старости никуда не денешься, но ничего — я еще доберусь до обидчика. И чем я хуже этих молодых, черт побери! А вчера они, кажется, именно обо мне толковали. Сижу я, чищу гильзы, а они шепчутся: «…из ума выжил, в детство впал…» Известное дело, постарел, но чтобы дойти до такого… Нет, шутите!
Когда в молодые годы я собирался на охоту, все с уважением на меня поглядывали. Никто тогда не смел и подумать такое. А теперь постарел…
Я сделал глубокую затяжку и поперхнулся густым дымом. Откашлявшись, решил было вставать, приподнялся с кровати и даже засунул в холодные унты ноги, но тут же выдернул обратно. В юрте была такая стужа, что я подумал: «Почему я должен вставать первым? Разве нет у меня сына и невестки? Сначала надо попить горячего чаю, а потом уже ехать». И от непонятной злости, закипевшей во мне, я грубо окликнул их:
— Эй, вы! Встаньте и подайте мне чашку горячего чаю!
Невестка тут же поднялась, загремела посудой, и я сразу успокоился, глядя на нее: как хорошо иметь такую невестку. Ею нельзя было не гордиться: ее молодое, тугое тело словно излучало тепло. Она возилась у печки в легком халатике, и холод ей был нипочем.
Я вдруг вспомнил, что ночью табун подходил к юрте, и тут же перекинулся на сына:
— Посмотри-ка мою лошадь, она была на привязи. Не ушла ли ночью с табуном?
Но сын и не пошевелился, только пробубнил что-то невнятное мне в ответ. Я смотрел на него и думал: «Всякий человек обязательно что-то наследует от родителей. Почему же у него ничего нет ни от покойной матери, ни от меня? Более того, он не похож ни на одного из девяти наших детей. То ли ленив, то ли еще что, но в свои тридцать он выглядит совершенно беспомощным человеком. Ну что с ним будет после моей смерти?.. А может, все и образуется…»
Печка уже давно разгорелась. Я лежал и слушал, как трещат сухие сучья. Тепло от раскалившейся печки успокоило меня, но настроение так и не поднялось. Одна навязчивая мысль сверлила мне голову: «Мое старое тело уже неспособно излучать тепло, и место мне теперь только у теплой печки». Вдруг я услышал громкий смех, через приоткрытую дверь донеслись обрывки фраз: «Выжил из ума… конечно же, спятил…» Меня охватил гнев.
«Смотрите-ка! Говорят, спятил, да? Уже родной сын и невестка начали надо мной насмехаться, да? Пусть даже я выжил из ума, но разве я стал для вас обузой? Может, я вас объедаю? Черт побери! Да мне наше сельхозобъединение доверяет пасти дойных коров!..» Я так распалился, что решил сказать им несколько крепких слов и, накинув дэли на плечи, торопливо вышел во двор.
— Кто спятил? Чего это вы решили насмехаться надо мной?
Сын, заметив мою злость, удивленно посмотрел на меня и сказал:
— Отец! Это Буланый выжил из ума. Посмотри сам… Такое холодное утро, земля сплошь покрыта инеем, а он стоит и отмахивается от воображаемых оводов. Что на это скажешь?
Я взглянул на своего Буланого.
«Неужели бедный конь на самом деле спятил? Вроде бы по годам еще рано… С моим Серым такое случилось, когда ему было уже за тридцать, а Буланому всего только двадцать пять исполнилось. Да нет, он, видать, просто замерз ночью и теперь пытается согреть себя — шутка ли всю ночь провести на привязи», — подумал, я и обратился к сыну:
— Сынок! Оседлай его! Хочу пораньше отправиться к ущелью Агатуя. — Сам же подумал совсем о другом: «Хорошо, бывало, трусить на охоту в такую пору, когда ночь еще не ушла, а рассвет еще не наступил». Затем зашел в юрту, наскоро попил горячего чаю, взял свою берданку, опоясался патронташем, вскочил на Буланого и поскакал.
Мерцание звезд было уже едва заметно: близился рассвет.
Я стегнул коня и поскакал прямо к ущелью Агатуя. Мой Буланый мчался по едва различимой тропинке, петлявшей вдоль берега замерзшего ручья… Вся наша жизнь прошла в этой синеющей тайге, так что эту тропинку мы проторили давно. Случалось ездить по ней в любое время дня и ночи: когда шагом, когда тихой рысью или скакать, как сейчас, галопом. И потому он так смело несется в ночной тьме, что знает — не заденет ни один камешек, обойдет любую ямку.
Славный мой Буланый! Еще не потерял свою резвость, хотя и приходится его порой подстегивать…
До чего же странно устроен человек. Всю свою жизнь он старается быть лучше и выше других. И что из этого получается? Одни неприятности. Взять, к примеру, меня. Полез учить уму-разуму того паренька, который охотился за сурками. И зачем, спрашивается? Хотел показать, какой я знаток. А чем это кончилось? Пока я горло драл, волк чуть не зарезал корову из стада. Вот теперь и скачу в темноте, вместо того чтобы спать крепким сном в теплой юрте. Надо же было так разозлиться на того парня. Бросил свое стадо, подъехал к нему, стал горланить: «Как же ты охотишься на сурков, черт побери! Даже не знаешь, что надо ложиться против ветра! Да! Перевелись настоящие охотники в наших краях!..» А пока его вразумлял, не заметил, как стадо мое вдруг всполошилось и понеслось. Хорошо, что тот паренек вовремя подоспел и выстрелами отогнал волка, иначе не видать бы мне буренку в живых.