Юноши чего только не придумывали, чтобы привлечь ее внимание. У нее на глазах даже самую простую работу, не говоря уже об объездке лошадей, старались исполнить с особой лихостью, а для матери все это было лишь весельем и забавой. Как только не пыжились, бедняги, их бы пожалеть впору, а ей и дела не было до того, что они проливали пот, мучились и подвергали себя опасности, объезжая неукротимых скакунов. Для нее ведь все было развлечением. Она и не думала жалеть своих ухажеров.
Да и что в этом необычного? Ведь мать была в таком возрасте, когда больше хочется шутить и веселиться, нежели жалеть. Не надо забывать и о том, что она была красавицей.
Я сам однажды слышал, как мать говорила об этом со своей подругой, и до сих пор не могу забыть ее рассказа. Не знаю почему. Возможно, потому, что я тогда был влюблен в Саран. Мне и по сей день кажется, что то лето было прекрасным, хотя оно вряд ли отличалось от других. Влюбленному ведь все кажется не таким, как на самом деле.
Однажды утром вернулся я с ночного и прилег отдохнуть. Но не успел закрыть глаза, как явилось мне видение: смуглянка из соседнего села. Одета в шелковый дэли, а на груди приколот ревсомольский значок… И без того жарко, а тут еще такое… При этом я отчетливо слышал, как мать разговаривала с соседкой: они сидели в тени юрты и распивали чай. Я не вникал в их разговор. Из головы не выходила та смуглянка.
Но помимо своей воли, видимо, я прислушивался к их беседе. И когда подруга матери обратилась к ней: «Хорло! Я слышала, что ты в молодые годы была озорной и своенравной. Верно ли говорят?» — я насторожился.
Мать, помню, со смехом ответила ей: «Что правда, то правда… До того была взбалмошной, что до сих пор раскаиваюсь в своих проделках в те далекие годы. Однако нашлась и на меня управа. Мой старик меня и укротил. С тех пор поумнела».
«Да, да… Кто в молодости не грешил. Лишь с годами начинаем все понимать. Видать, и с тобой было то же, что со всеми».
«Но я-то ведь все поняла еще в молодости… Было время, когда я другого счастья и не представляла, как подтрунивать над юношами своего айла. В таком возрасте, что и говорить, все мы ветреные, не думаем, что творим. Сейчас стоит вспомнить, как я одной забавы ради заставляла укрощать необъезженных лошадей — жутко становится. Как только исполнилось мне восемнадцать лет, парни стали на меня заглядываться. Да и не только они, даже взрослые мужчины оборачивались вслед.
Как-то летом объезжали наши своих лошадей. Собрались в тот день все мужчины нашего айла и давай друг перед другом выхваляться, кто кого перещеголяет. Тогда-то я впервые и поняла свою силу.
До сих пор не пойму, почему я так себя вела.
Возьми хотя бы Лувсана… Ну, того, который сейчас отару пасет. В те времена ему смелости и мужества было не занимать. Самая строптивая лошадь не могла его сбросить. Потому он, видно, и ходил такой гордый. Со сверстниками был ужасно высокомерен. Да и сейчас еще, говорят, свысока смотрит на свою бедную Ханду.
Вот мне и захотелось как-то его проучить. А вскоре и случай представился.
Все уже были в сборе, когда он подъехал к нам. И что тут началось! Стал он подзуживать своих приятелей, дескать, они готовы забыть обо всем на свете, лишь бы мне понравиться. Да так разошелся, что эдаким язвительным тоном и заявляет: «Видите вон того скакуна? Ни одному из вас на нем не удержаться». А потом посмотрел в мою сторону и говорит: «Наверное, тот, кто удержится в седле, и будет твоим мужем». Тут я не вытерпела и зло так ему бросила: «А ты сам попробуй!»
Но он и впрямь был не робкого десятка: сразу же потребовал того скакуна, оттолкнул всех, потом вскочил в седло, хлестнул кнутом и поскакал!
Что и говорить, я по сей день не видела человека, который бы мог вот так, как он, удерживаться на взбрыкивающей лошади.
Все вокруг стали подзадоривать его, крича: «Правильно, давай, стегай его сильнее!» Он и старался изо всех сил. Но тут меня зло разобрало: неужели лошадь его не скинет?
Забыв об опасности, я подбежала прямо к его скакуну и начала ехидничать: «Эх ты! Кто же так объезжает лошадей! Тебя, наверно, привязали к седлу, как мальчика, вот почему ты прилип к луке и не можешь оторваться от нее. Куда уж тебе до настоящего мужчины!»
Тогда он искоса поглядел на меня, выпрямился в седле и едва успел стегнуть коня, как тот сильно взбрыкнул и сбросил его на землю.
Он молча встал и, отряхивая пыль, тихо сказал: «Все из-за тебя». А я громко, чтобы всем было слышно, ответила: «Не из-за меня, просто конь такой!» Да еще, пока весело хохотала, успела подумать: «Над кем бы еще посмеяться? Может, над стариком Лузаном?..» Был такой старик, который все молодился и ходил за мной по пятам.