— Ну и пусть бы исключили. Исключают же других. По крайней мере он бы мир увидел, а потом можно было бы у себя где-нибудь устроить.
— Разве можно так транжирить государственные деньги? — попытался аргументировать свои доводы Дондок.
— В справедливость захотел играть? Так я тебе и поверила! Ты думаешь, я ничего не знаю? Мне твоя тайна давно уже известна. Конечно же, ты не мог не похлопотать за того паренька. Ты еще с молодых лет чуть что старался ездить в те края. Ты же месяцами пропадал там. Я знаю, где собака зарыта!
— Правильно, ездил. И что же из этого? Моя работа была связана с этим краем. И сейчас тоже. Там начиналось мое будущее, там я копался в земле — вот и стал ученым…
— Ну и хватанул же! Если бы там была твоя родина, еще куда ни шло, а копаться в земле ты мог где угодно. Не хочешь ли ты сказать, что там какая-то особенная земля, что на ней свет клином сошелся?
— Ну какое тебе дело до этого? — удивился Дондок.
— Значит, есть дело, если я говорю. Вот и выплыло наружу твое распутство тех лет. Все очень просто: ты сообразил, что тот паренек — сын твоей давней любовницы! Я говорю это тебе прямо в лицо. Я не смогу больше с тобой жить! — заключила она и принялась швырять в него книгами.
— Кто же тебе мог такое сказать? — еще больше удивился Дондок.
— Пусть даже никто и не сказал. Я сама уже много лет знаю об этом. У тебя ведь все написано на лице. Вот и сейчас… А иначе зачем ты перед этой поездкой был там? Бесстыжий! — И она разрыдалась.
— Ну и что же, что я ездил? Я ведь не отрицаю.
— Конечно же, специально ездил. Тебе надо было обсудить с ней, как его отправить за границу. Думаешь, не знаю? Ты все правильно решил: делай, делай его своим преемником, но учти, что теперь мой сын — не твой, и я тебе не жена. С сегодняшнего дня эта квартира не твоя. Тебе и без нас будет хорошо с твоей тайной женой. Хватит с меня того, что ты столько лет меня унижал!
— О чем ты говоришь? Постыдилась бы сына. Что он может подумать? — Дондок закрыл дверь в комнату сына.
— Пусть, пусть все услышит! Ты же любишь говорить людям правду, а чего теперь испугался? Боишься правды о себе? — И она настежь открыла дверь, которую только что закрыл Дондок.
Профессора оскорбила несусветная ложь, которую несла жена. «Зачем ей это нужно? До чего только можно договориться… Я же старался для них. В любую погоду, не жалея себя, пропадал на поле, иногда целыми месяцами. Все делал ради их благополучия. И вот чем мне теперь платят, — мрачно размышлял он. — Если бы я сидел в городе, то ничего бы не добился. Да и Цэрма не стала бы такой, какая она теперь. Столько лет прожил с ней вместе, а сути ее, оказывается, до конца и не постиг. Если бы не мое имя и не мои успехи, она бы наверняка уже давно ушла от меня…» — От этих мыслей его всего передернуло.
— Вот все твое состояние! — кричала она, продолжая швырять на пол его книги, папки.
Несколько дней терпеливо молчавший, как тот каменный лев, Дондок вспылил. Он не смог сдержать себя, глядя, как самые любимые его книги летели на пол. В другой раз он бы, наверное, стерпел все. Время бы стерло обиды, и жизнь вернулась в нормальное русло. Ведь и раньше подобное случалось, хотя в последнее время она и поутихомирилась; возможно, возраст сыграл свою роль. Но сегодня Дондок тоже был взбешен. Так безжалостно обойтись с книгами — этого он вынести не смог и решил спросить у своей жены:
— Значит, тебе ничто не дорого из нашей многолетней совместной жизни, так тебя прикажешь понимать?
— Да, да! Я очень сожалею, что столько лет жила с таким человеком, как ты! — со злобой ответила она.
— В таком случае сложи у дверей мои самые необходимые книги. Завтра я их заберу, — сказал он, взяв свой портфель, и собрался уходить. Услышав, что отец собирается уходить, сын растерянно выбежал из комнаты, но ничего не сказал. То ли не нашел нужных слов, то ли, поверив матери, был в обиде на отца. Профессор еще постоял немного, потом повернулся, вышел. И в том, как он ушел, было что-то заставившее сына и жену почувствовать — он никогда не вернется. С молодыми супругами такое случается часто: сегодня уйдет, чтобы завтра возвратиться. И с ними раньше бывало такое. Но сейчас каждый понимал, на что он идет.
После ухода Дондока не только в его квартире, но и во всем доме установилась необычная тишина. На сей раз ему посчастливилось избежать людских пересудов: дом пустовал — все были на своих дачах.