Сунджидма с детской непосредственностью, весело засмеялась.
— А разве ближе этого озера нигде воды не нашлось, чтобы умыть лицо и руки?
— Найтись-то небось найдется… Но ведь каждая вещь или, сказать, случай по-своему интересны. В этом-то деле причину отыскать — проще простого. — Она опять сгорбилась, переводя дух. — Что поделаешь, доченька, каждая женщина, даже если она некрасивая, непременно считает себя красавицей. Вот только другие не всегда так думают. Особенно молодые девицы, — неожиданно звонко засмеялась старуха. Даже лицо ее помолодело, и на нем появилось озорное выражение. Только на впалых щеках не было ямочек, какие обычно появляются при смехе на пухлых щеках девушек. Старуха, видно, не прочь была поболтать.
— А ты себя какой находишь? — спросила она у Сунджидмы. — Ты когда-нибудь рассматривала в воде свое отражение?
— Да, бабушка…
— Это хорошо. Тогда, должно быть, знаешь, какое тебе счастье привалило. С виду ты куда как хороша. Все девушки, даже самые что ни есть раскрасавицы, станут тебе завидовать.
— О чем вы говорите, бабушка? Разве я такая красивая? — радостно воскликнула Сунджидма, показывая белоснежные зубы. Смех счастья, идущий от молодого горячего сердца, видно, согрел своим теплом эту горбатую старуху с дряблым, морщинистым лицом и беззубыми красными деснами.
— Да, детка, ты очень красивой родилась. Такое счастье редко кому достается. На сотню поколений, может, только раз-другой да и появится на свет в наших краях такая красавица.
— Бабушка, тогда я, значит… — Девушка запнулась, не найдя слов.
— Что тогда? Тебе гордиться да радоваться надо, доченька… — Старуха протяжно вздохнула: — Когда-то и я была такой же пригожей, — сказала она, указывая на лазурный цветок. — Всем была хороша, и лицом и гибким станом. Только до тебя мне все одно далековато было…
— Неужто вы такой красивой были? — нечаянно вырвалось у Сунджидмы.
— А то как же? Думаешь, обманываю я?
Сунджидма ярко вспыхнула от смущения. Ей вспомнились разговоры родителей о том, что соседка в молодости и в самом деле была красавицей.
А горбатая старуха продолжала:
— Я тоже, как ты, любила расчесываться, глядя в воды этого озера. Теперь-то все быльем поросло… Расскажу я тебе одну легенду, дошедшую до нас из седой старины. Потому и пришла я сюда, на кладбище, что тебе следует знать про это. Ежели такие дряхлые старухи, как я, не передадут ее потомкам, унесут с собой в могилу, не рассказав молодым, предки могут обидеться. Вот и ты, когда доживешь, вроде меня, до преклонного возраста, расскажешь эту легенду самой красивой, на твой взгляд, девушке, чтобы передать ее дальше. Так издавна заведено… — Старуха разулась и, подогнув под себя тощую ногу с узловатыми, как корни дерева, пальцами, уселась поудобнее. — Расскажу я тебе о беззаветной любви, — сказала она и опять замолчала.
— О любви, бабушка?
— Да, о любви сердечной… Скажи-ка, детка, сколько тебе лет?
— Мне уж восемнадцать.
— Значит, приспела твоя пора вскружить голову всем здешним мужчинам. Видать, скоро не будет вокруг не единого человека мужского пола, кто бы не желал завладеть тобой или добиться твоей любви, кто бы и во сне тобой не бредил. Только гляди, другие-то девицы станут тебе завидовать. Что поделаешь, таков закон этого мира, так уж он устроен. Одни мучаются черной завистью, другие любовью страстной… А ты знаешь, почему эти две горы так не похожи друг на друга?
— Нет, не знаю.
— А об озере этом ничего не слыхала?
— Нет, не слыхала, бабушка.
— И про этот могильный камень, на котором сидишь, тоже ничего не знаешь?
— Не знаю ничего. А вы расскажите мне, бабушка. И об этих цветах, что будто нарочно посажены вокруг могилы, тоже расскажите.
— Хорошо, слушай. Видишь эти две горы? Одна красная да гладкая, будто печень, а другая зеленая, вся лесом покрытая.
— Вижу, — отозвалась Сунджидма, оглянувшись.
— Эти горы образовались силой великой любви. В какие точно времена — неизвестно. Видать, когда поселились в здешних краях наши предки. В те давние годы родилась в нашей округе девушка, вобравшая в себя всю красоту мира. Когда исполнилось ей ровно восемнадцать лет, полюбила она самого безобразного охотника. Что и говорить, уж до того они из разного теста были вылеплены — ну ровно эти две горы непохожие. Но они поклялись до самой смерти быть верными друг другу. Злые завистники подстерегли и злодейски убили ее мужа на том месте, — сказала старуха, указывая на Красную Нагую гору. — Тогда и вырос там небольшой холмик. Красавица девушка, узнав об этом, осталась верна клятве: она наложила на себя руки… — Старуха показала на зеленую вершину. — Так образовался другой холмик, из которого позже выросла та чудесная гора. — Потом старуха долго смотрела вдаль, переводя взгляд с одной вершины на другую. В горле горбуньи что-то хрипело, будто она проклинала всех злых ненавистников, посягающих на красивое и благородное в человеке. Даже корявый палец ее, указывавший на горы, был поднят грозно и сурово, будто старый ржавый меч.