— Шагдар-гуай! А сколько же за день приносят ваши муравьи зерна?
Чтобы не мешать муравьям, мы отошли и присели на жердь, огораживавшую ток.
— Не знаю. Вот это зерно они наносили за десять дней.
Мы прикинули, что в куче наверняка будет восемьсот — девятьсот килограммов зерна.
— Вы на этом току всего десять дней? А вообще-то где живете?
— Да мы, сынок, на одном месте больше чем полмесяца не задерживаемся. До этого несколько дней провели в пади Хондий, там муравьи тоже наносили кучу зерна. Потом переехали в Дзунмод, и там примерно такой же амбар заполнили пшеницей. В основном ездим по таким местам, где остался сухой необмолоченный хлеб. Вот и здесь еще деньков пять-шесть посидим, не больше.
Посмотрев на суетливо сновавших взад и вперед муравьев, Шагдар-гуай засмеялся:
— Забавные они существа, все хлопочут, ни минуты не могут без дела. — Он встал и принялся разглядывать неутомимых муравьев, которые тащили зерна.
Чудной старик и добрый… Ведь всю жизнь возится со всяким таким зверьем, подумал я, собираясь спросить у него: «Как же вам удалось приручить целую армию муравьев, чем вы их приманили?» И вдруг я подскочил как ужаленный — оказывается, один из этих маленьких трудяг и впрямь впился мне в ногу. Я что есть силы хлопнул ладонью по ноге. Машина тоже дернулась, и тут я проснулся… Только не муравей укусил меня, а я хлопнул себя по лбу и убил комара. На лбу от укуса вскочила огромная шишка. Шофер, глядя на меня, улыбался:
— Ну и крепко же вы уснули! У нас тут такие комары — никому спать не дадут.
Но я пропустил слова шофера мимо ушей — все думал об этом странном сне, снова и снова вспоминая пригрезившееся.
— А куда сейчас поедем?
— Во-он там виднеется ток, у Бургалтая. — И шофер показал в сторону.
Я посмотрел в окно машины, немного помолчал и спросил:
— Здесь поблизости не живет Шагдар-гуай?
— Какой Шагдар? Не тот ли, который держал у себя разных диких зверей?
— Да-да, тот самый.
— Помер уж старик, лет пять или шесть назад. А что, вы его знали?
— Да, мой давний знакомый, — сказал я и показал на черневший, словно шляпка гриба, и начинавший затягиваться травой круг от юрты: — Кажется, здесь старики жили…
Пер. Л. Скородумовой.
«СТО ЯГНЯТ» И ДЕВОЧКА
— Странные эти взрослые! О чем только не говорят между собой. А на меня даже внимания не обращают, ни слова от них в ответ не услышишь. Ну что мне остается делать? Все лето только и разговаривала, что со своими ягнятами. Хорошо было бы поболтать с подружками, так ведь поблизости совсем нет детей. Мы здесь одни живем. Нет, правда, очень скучно. Давай мы с тобой поговорим, — так обратилась к птичке-бормотушке, что целыми днями порхает в степи с криком «дзун хурга, дзун хурга», маленькая девочка, которая пасла ягнят. Птичка раскачивалась на верхушке высокого стебля какой-то степной травы.
— А мне папа рассказывал о тебе… Когда-то, давным-давно, ты была маленькой девочкой или мальчиком и пасла ягнят. Однажды ты уснула, а ягнята разбрелись, и вот до сих пор ты никак не можешь их найти и зовешь повсюду: «Дзун хурга — сто ягнят, дзун хурга — сто ягнят!» Это правда, что ты их потеряла? Мой папа поэтому всегда мне наказывает, чтобы я не спала. — Увидев, как маленькая птичка вертит головкой из стороны в сторону, словно прислушиваясь к ее словам, девочка громко рассмеялась.
— Ты что, не хочешь сама рассказать мне свою историю? Стесняешься? Ну давай тогда я расскажу о себе и своих ягнятах. Ладно? Я тоже еще маленькая, мне всего девять лет. А в школу я сейчас не хожу. В тот год, когда я училась в первом классе, у меня опухла нога, и врач сказал, что мне нельзя ходить в школу, вот почему я и оказалась в худоне. Знаешь, как меня зовут? Наверное, не знаешь. А мое имя разбросано повсюду — и по степи, и по горам. Правда-правда! Ведь в степи много всяких цветов — и желтых, и красных, и синих. А я родилась очень смуглой, вот меня и назвали Цэцгэ — Синий Цветок. И я тоже пастушка. В прошлом году мы пасли овец. Но мне не нравятся овцы. Они совсем как взрослые. Не скачут и не резвятся, как мои ягнята. И всегда ленивые, сонные, никакого внимания на тебя не обращают. Даже когда блеют, «м-ме-о» у них получается так грубо. А у ягнят тоненько, нежно: «м-мя-а». Вот поэтому мы нынче взяли в объединении ягнят для выпаса. Я этих ягнят всех наперечет знаю — кто глупый, кто умный, кто смелый. Во-он тот, с коричневой шейкой — ну такой глупенький! Однажды наелся крапивы — то ли рот обжег, то ли что, не знаю, но целый день кувыркался. Я смеялась над ним до упаду. С тех пор он, как увидит высокую зеленую травину, обойдет вокруг и стоит, смотрит на нее. А как он любит спать где-нибудь в тени! Я, бывало, подкрадусь тихонько, схвачу его, а он даже не просыпается. Да я и сама такая же. Утром, когда меня будят: «Пора к ягнятам», — так спать хочется… А папа и мама все говорят: «До чего же дети любят спать!» И правда, наверное, все, кто еще не взрослый, любят поспать. Ведь ты тоже, когда была маленькой, любила спать? — спросила девочка.